Шрифт:
– Да-да, – пробормотал хозяин, осматривая комнату. – Это лыжи летчика.
Мари, Леонид и Женька молча переглянулись.
– Что же, Мари, вы выздоравливайте, а я пойду. Ах да, вечером гости собираются около камина. Я не любитель подобных сборищ и развлечений, – он презрительно скривил тонкие губы, – но вам может понравиться. Прошу вас, присоединяйтесь.
Хозяин удалился, взмахнув темными полами пиджака.
– Борода Мерлина… Летчик, Симон? Неужели он? – воскликнул Женька.
Мари покачала головой.
– Учтите, это все пока не более, чем догадки…
– Чем тебе не доказательство?
– Да, следует получше приглядеть за ним…
…Звук шагов гулким эхом отражался от каменных стен и высоких сводов коридора. Чучела птиц в нишах стен в полутьме, казалось, провожали хозяина взглядом. Он вышел к лестнице и спустился в залу.
Сладко пахло жасмином.
Ван Фу стоял за барной стойкой и протирал фарфоровые чашки.
– Налить вам чаю? – спросил он.
Зиггер отрицательно покачал головой.
– Те лыжи у входа, о которых ты спрашивал, принадлежат журналистке, – сказал он. – Можно вычистить их и вернуть. Хотя вряд ли они ей скоро понадобятся… Погода не располагает.
Ван Фу кивнул.
– Да, снег все идет… – Он задумчиво взглянул в окно. – Снежный шелкопряд прядет свои ледяные нити, и птицы уже перестали летать над горами…
Хозяин развернулся и пошел в сторону лестницы. У самых ступенек он оглянулся и коротко бросил:
– Кстати, в лыжном домике лежат еще одни грязные лыжи. Приведи в порядок и их! – Он развернулся и зашагал наверх.
Ван Фу провел шелковым платком по ободку чашки и отставил ее в сторону.
– Лыжи… – Он покачал головой. – А чьи они? Кому их вернуть?
Но хозяин уже поднимался по лестнице и не расслышал вопроса.
Глава 12
…Когда человек привыкает к определенному распорядку, то никакие житейские превратности, бытовые неурядицы или капризы погоды не помешают ему воплотить в жизнь бессмысленный, но привычный ритуал. Впрочем, ритуал в принципе не может быть бессмысленным занятием, так как выполнение его поддерживает в человеке состояние спокойствия и комфорта. А что еще требуется для счастья?
Под вечер Ван Фу выбрался в сад. Утопая в глубоких сугробах и отмахиваясь от метели, забивавшей глаза, будто рой белых назойливых ос, он зажег газовые фонари.
Толку от них не было никакого. Гулять в саду было невозможно, а снежная мгла проглатывала огонь и оставляла от фонарного света лишь слабое свечение. Лед гасил пламя, но Ван Фу не выказывал недовольства.
– Традиции есть традиции, и не нам их нарушать, – сказал он.
«Да, погода с утра знатно испортилась», – подумала Мари. Прояснилось лишь на время их лыжной прогулки, и сейчас небо, наверняка полное звезд, было вновь сокрыто седой снежной мглой.
Морозные рисунки – звериные лапы, детские каракули, завитки ландышей, роз и иных неведомых цветов – горели на окнах ледяным кружевом.
Снег все валил и валил. Он укрыл белой глазурью лыжный домик, ворота и ряды кустов в саду, а сугробы намело такой высоты, что они уже почти заглядывали в окна.
Управляющий обеспокоенно пощупал свои бакенбарды.
– Метет, ох и метет… Давно уже не было такой суровой зимы! Слава богу, продуктов у нас достаточно. Если все будет так продолжаться, то еще немного – и до деревни сам черт не доберется…
– Отвратительный климат! – сказала Мелисса. – Неужели вы ничего не можете с этим поделать?
– Ну, как говорил американский посол в «Кентервильском привидении», Англия перенаселена, и хорошей погоды на всех не хватает, – сказала Мари. – Мы, конечно, не в Англии, но история все та же…
Повар принес укутанную в шерстяной шарф кастрюлю, и в холле запахло корицей, гвоздикой и кардамоном. Гости потянулись к креслам и круглым пуфам возле потрескивавшего поленьями камина, придвинули поближе невысокий кофейный столик. Разлили глинтвейн и какао. Ван Фу поставил поднос с сахарными рогаликами и имбирным печеньем.
Мари сидела за столиком у окна на стуле со спинкой в форме расходящихся пальмовых листьев и поглядывала на гостей.
Кто-то включил радио, и веселая музыка заструилась по холлу горным ручьем.
Феликс подошел к камину и вынул из кармана новенькие блестящие карты.
В холл вошли Елена и Алексей, мрачный, как туча, бледный и молчаливый.
– Прошу прощения за несдержанность за обедом, – хмуро сказал он и присел на пуф.
– Ладно вам, голубчик, что было – то прошло, – мирно проворковала мадам Бриль. – Доктор Коста был сегодня тоже не ангел.