А потом мама ушла на кухню с грязной посудой, и Андрей Вячеславович, посмотрев на сына с внимательным прищуром, произнёс:

— Молодец, что не стал свои новости сразу вываливать, мать пожалел. Пока ты сюда ехал, я поразмыслил и понял: наверняка с Ирой что-то. Угадал?

Горбовский-старший никогда не был идиотом, поэтому Виктор нисколько не удивился, услышав верное предположение.

— Да, пап. В общем… — Он вытащил телефон, открыл переписку с Машей, загрузил присланный скан Ириной выписки и протянул мобильный отцу. — Вот, смотри.

Пока Андрей Вячеславович с непроницаемым лицом читал то, что было написано в документе, Виктор быстро рассказывал о том, как позвонил Вронской и что она ему впоследствии сообщила.

— Ясно всё, — вздохнул отец, отложив телефон на стол, и покачал головой. — Да, Витя, натворил ты дел… Хотя справедливости ради: у Иры и тогда были проблемы с сердцем, просто никто, в том числе и она сама, о них не знал. Однако, если бы не твой загул, никакого инфаркта у неё, может, и не случилось бы.

— Я понимаю.

— Понимает он… — проворчал Горбовский-старший. — Понимал бы, вёл бы себя нормально. А, ладно, что уж теперь… Если ты надеялся, что я, посмотрев Иришкину выписку, скажу что-то иное, отличающееся от мнения израильского врача, — то увы, спешу тебя разочаровать. Ей нужна операция. Протезирование сердечного клапана. Чем быстрее, тем лучше. Не завтра, конечно, но в течение нескольких месяцев хорошо бы. Помедлит — получит необратимые изменения. А что не хочет делать, так надо уговаривать. Подключай Марину и Макса, и давайте-ка вместе.

— Я это и собираюсь сделать. После вас к нему поеду.

— Это правильно, — кивнул отец. — Наконец я слышу разумные речи, а не козлиное блеяние. Исправляй давай что натворил. И вот ещё что… Я тебе телефон дам. Моя ученица, из моих подобные операции она делает лучше всех. Если Ира захочет, конечно, то может и в Израиле на операцию лечь, но я сомневаюсь, что захочет. Тратить твои деньги она никогда не любила.

— Да, — грустно улыбнулся Виктор. — Это правда, пап. С моего счёта за это время сняла меньше пяти процентов. Хотя ей наверняка было нужно… на лечение…

— Она и сама зарабатывала, и Марина с Максом деньги подбрасывали. Или ты думаешь, что они Иру кинули, как ты?

— Пап, я не кидал… — попытался хоть как-то оправдаться Виктор, но Горбовский-старший его перебил, раздражённо поинтересовавшись:

— А как тогда это называется? На развод сразу подал, поговорить ни с кем не пытался даже. И потом что, разве ты интересовался её самочувствием? Разве…

— Пап, ты дашь мне сказать или нет?! — почти взревел Виктор, и Андрей Вячеславович замолчал, глядя на него с интересом исследователя, который собирается выяснить, насколько быстро сдохнет проколотый булавкой жук. — На развод я подал, потому что боялся: если начну артачиться и настаивать, Ире станет хуже. Господи, пап, у неё остановилось сердце на моих глазах! Мне кошмар об этом снится уже много лет, с тех самых пор. Думаешь, я хочу, чтобы он исполнился?!

— Ладно, допустим, — проворчал Горбовский-старший. — Но дети-то тут при чём? С ними чего не стал связываться? Ещё и отчество поменять разрешил! Хорошо, что я узнал об этом постфактум спустя пару лет, иначе, наверное, поехал и прибил бы тебя.

— Может, и стоило бы прибить, — поморщился Виктор. — Пап, я не отрицаю — я идиот. Но если ты думаешь, что мне не нужна была моя семья, то ты ошибаешься. Нужна! И тогда, и сейчас. Я просто выбрал неверную тактику. Поначалу Макс и Ришка совсем не хотели меня видеть, думал: время пройдёт, и они остынут. А они вместо этого, получая паспорта, захотели меня напрочь из документов стереть. Пап, я был в отчаянии и растерянности, не знал, что предпринять. И решил, что позволю им это — потому что они всё равно сделают, как задумали. А я заодно покажу, что на всё ради них готов. Я не понимал, что они всерьёз решили, будто я их не люблю и они мне не нужны. Тогда — не понимал. Сейчас понимаю, но поздно уже!

— Дурак, — припечатал отец. — Надо было в то время с ними поговорить. Через сопротивление и хамство, но поговорить! А ты, Витя, просто струсил. Извини уж, но ты по всем фронтам обосрался. И чего теперь удивляться, что близнецы к тебе так относятся? Марина видеть не желает, Макс… А, ладно. С ним говори сам.

— Ты что-то знаешь? — удивился Виктор, и Андрей Вячеславович кивнул, глядя на него с неодобрением.

— Угу, обсуждали мы тебя, когда он ипотеку брал. И потом тоже. Но давай-ка сам, пора бы уже взрослеть и решать проблемы без моего участия.

Ещё через полчаса, когда Виктор собрался уезжать, Андрей Вячеславович вышел вместе с ним на улицу, накинув куртку и надев смешную шапку-ушанку, и они вдвоём отправились к калитке.

— Знаешь, Витя, — говорил Горбовский-старший под хруст снега, — я много думал о той ситуации и пришёл к выводу… неприятному. Нет, не о тебе, с тобой всё ясно, — о нас. Если бы мы тогда с матерью и покойной Натальей Никитичной, царствие ей небесное, повели бы себя иначе… Может, и сейчас всё было бы совсем по-другому. Решил тебе сказать, чтобы уж быть справедливым. Не только на тебе вина, сын.