Я никогда не успеваю. Никогда не хватает времени. Наверное, потому, что никакого времени просто не существует.

Я захлёбывался в ледяных волнах Атлантики, глядя как исчезает громада Титаника, я взрывался вместе с космическим кораблем Коламбия. Меня засыпало раскаленным пеплом Везувия в 72 году и медленно убивало смертельным излучением реактора в 1986-м.

Хуже всего было, конечно, в 2023-м, но об этом вам знать пока что рано.

И да, я не спас ещё никого. Ни единого человека. Но это не значит, что я когда-нибудь перестану пытаться.

– Ничего не выйдет! Тут и вдвоём-то не взлетишь! А втроём точно никак! – пилот возбужденно размахивает руками.

Он только что пробежался до края обрыва, наверное, ещё и шаги посчитал. Воздух уже по-осеннему прозрачен и с высоты двух тысяч метров открывается великолепный вид. Словно топографическая карта под ногами. Желто-красные лесопосадки, зелёные виноградники… Вон там, чуть правее, игрушечные крыши деревушки Ассерджи.

Где-то недалеко от них площадка фуникулёра. Канатная дорога проложена прямо сюда, на плато. Италия. Я не люблю Италию.

– Пассажир один не полетит, – жестом останавливаю я объяснения пилота. Тот замолкает на полуслове и разводит руками.

Я, конечно, мог бы спуститься вместе со всеми на фуникулёре, а их с пилотом отправить в Рим одних… Вот только теперь я пассажира нашего не оставлю. Ни на минуту.

Мы искали его всё лето. И за это чертово лето чего только не было!

Безнадёжные поиски вслепую, бесчисленные расспросы агентов, проверки разведданных. Бесконечные скитания по портовым кабакам, в надежде узнать хоть что-то. Разговоры с какими-то матросами, торговцами и прочими тёмными личностями. Переезды и даже перелёты. Ощущение, что драгоценное время утекает сквозь пальцы.

В июле нас над Сардинией сбили союзники. И пока мы плавно падали в лесопосадки, я думал о том, что задание, всё-таки провалил.

Если бы тогда не удалось сбить пламя, если бы не удалось сесть прямо в поле… Ну уж нет!

Теперь пассажир номер один останется со мной, и я довезу его живым, чего бы это мне не стоило. Ну или не довезу…

– Слушай, – говорю я пилоту, – успокойся, всё будет хорошо. Никто не знал, что второй Шторх сломает шасси. На ремонт нет времени. Улетать надо прямо сейчас, пока ребята внизу фуникулёр удерживают.

Пилот молчит. Мы оба смотрим как солнце медленно опускается за черту обрыва. Оно тоже торопит нас. Десантники молча курят в стороне. Все ждут моего решения. По запылённым лицам трудно что-то понять, но глаза их тоже прикованы к заходящему солнцу. Они точно никуда не уйдут, пока самолёт с пассажиром не оторвётся от земли.

– И потом… Если вы вдвоём не сможете взлететь или вас собьют по дороге или арестуют по прилету в Рим… В общем, меня тогда всё равно расстреляют. Так что летим втроём.

– Я понял, – кивает пилот, – летим втроём. Эх, взлётку бы подлиннее метров на сто хотя бы!

Он машет рукой и самолёт окружают десантники.

– Держите крылья пока я не дам отмашку! Держите изо всех сил, мне нужно максимально поднять обороты. И…молитесь за нас!

– Вы готовы? – я подхожу к нашему пассажиру, виновнику всей этой кутерьмы, грузному мужчине лет шестидесяти, – мы полетим втроём, – жестом показываю ему я.

Интересно, он вообще меня понимает?

– Si, – кивает пассажир, встаёт и твёрдой походкой направляется к самолёту. Лицо бледное, губы плотно сжаты.

Вот ребята его подсаживают на крыло, и он скрывается в дверях.

Чихнув пару раз, яростно ревёт мотор. Его звук с каждой секундой становится всё выше и выше, все нестерпимей для ушей. Площадка наполняется клубами дыма. Десантники, упираясь ногами в землю, намертво вцепились в крылья, не давая легкому «Шторху» покатиться вперёд к пропасти.

– Всё, – кричу я на ухо их лейтенанту, – упадём мы или взлетим, вы свою работу выполнили. Спускаетесь на фуникулёре и вместе с основной группой отходите, дальше всё по плану. Берите с собой только раненых и да поможет вам бог.

Лейтенант кивает. Отсалютовать он не может – двумя руками вцепился в крыло.

«Удачи, командир!» – читаю я по его губам и киваю в ответ.

Я протискиваюсь в самолёт и крепко обхватываю спинку кресла пассажира. Даже сквозь пронзительный вой я слышу, как тот беспрерывно что-то говорит по-итальянски. Наверное, молится. И правильно делает.

Шторх рвёт с места, и подпрыгивая на неровностях, неотвратимо летит к краю обрыва.

Да, взлетка-то явно маловата! Я, конечно, не лётчик, но это видно не вооруженным глазом!