Красивых сцен ждать не приходилось. Может, кому-то и везет уйти в полном сознании, но не Катарине. Или – не везет?

Ньора Катарина просто перестала дышать.

Не приходя в сознание, не пытаясь что-то сказать, не прощаясь.

Была – и нет. И Мия думала, что так и неплохо. Тетка хотя бы не знала, что происходит.

А причастие, соборование, исповедь…

Сегодня Джакомо и Иларио вытащат труп на улицу. Там ньору Катарину отвезут ко всем умершим. Там и отпоют, и похоронят вместе со всеми. И никто не осудит.

Никто не скажет слова против.

Никто, даже ее родные. Все понимают, что такое эпидемия. И если зараза выйдет из города, если пойдет дальше… это страшно.

Никто не станет спорить.

Джакомо долго сидел рядом с супругой. Потом сам прикрыл ей глаза, сам набросил на лицо легкую белую ткань.

– Мия, у нас есть чистое полотно?

– Да, дядя.

Мия не стала говорить, что все равно это будет общая могила. И вообще ничего говорить не стала. Вместо этого она прошла в комнату ньоры Катарины, достала ее самое роскошное платье, достала несколько заранее приготовленных простыней…

Она справится.

И вечером помолится за всех и сразу.

За мать, чтобы та выздоровела.

За детей, чтобы младшие с Марией не заболели… пока вроде как они держатся.

И за ньору Катарину, упокой, Господи, ее душу.

Из окна Мия наблюдала, как дан Джакомо разговаривает с могильщиками. Вот на телегу, крашенную в алый цвет, положили завернутое во все белое тело.

А сколько там еще тел…

А сколько будет?

Дан Джакомо что-то сунул в руку могильщика. Тот кивнул, тоже что-то пообещал… мол, все будет в порядке. И уехал.

А Джакомо остался стоять рядом с воротами. Иларио стоял рядом с ним, молчал…

Потом дан Джакомо насторожился, словно что-то услышал, сделал шаг в направлении соседнего дома.

Иларио что-то сказал ему…

Джакомо отмахнулся – и решительно постучал в ворота. Второй раз, третий… Нет ответа.

Мия смотрела с интересом. Дядя подозвал Иларио, тот что-то сделал с замком, и мужчины вошли в дом. Вышли они буквально через десять минут. И на руках у Джакомо был небольшой сверток… ребенок?

Кажется, да…

Мия только охнула. И помчалась на кухню, мало ли что?

– Ты видела? – Джакомо, который вошел на кухню, застал племянницу у плиты.

– Видела. Что там, дядя?

– Наши соседи. Мы не дружили, но Кати их знала. Они умерли, ребенок пока еще жив…

– Болен? – деловито спросила Мия.

Судя по воплю, который издал голодный малыш, – нет, не болен. Но голоден.

– Я услышал… не знаю. Дурак я, Мия, наверное. Не смог бросить…

Девочка только рукой махнула.

Жиденькую кашку она сейчас сварит, на водичке. Чего уж там, дома, в Феретти, случалось и животных выкармливать. Тех же козлят… на кухне научилась.

– Мы ж не звери какие, дядя.

И Джакомо молча кивнул. Нет, не звери. Те иногда и порядочнее бывают, и не такими жестокими…

Малыш продолжал плакать, и Джакомо неловко покачал его… ее? Мальчик это вообще или девочка? А, какая разница…

Нести малыша к остальным детям они не решились. Все же его родные умерли…

Точнее – ее родные.

Это оказалась маленькая девочка, которую Джакомо, подумав, нарек Катариной. И пообещал после эпидемии сделать ей документы, удочерить и записать в церкви, все как положено.

Мия только одобрила, хотя младенец и орал, но – какая разница? С младенцем проще, чем со взрослым больным, за ним и стирать легче, и вертеть его можно как хочешь. Да и не такой уж там младенец, месяцев пять, а то и шесть девочке точно есть, можно уже и докармливать, а не только молоком.

Маленькая Катарина ела, спала и исправно пачкала пеленки. А Мия попросила дядю послать за ньором Рефелли.

Фьора по-прежнему была в горячке, бубон не прорвался, а значит, его надо вскрывать. Хотя бы так…

В противном случае у матери вообще шансов не будет.

СибЛевран!

Адриенна с восторгом смотрела на леса и холмы. На родное и уютное.

И рядом с ней улыбался понимающе дан Вентурини. За время поездки они с Адриенной сильно сдружились. А может быть, поняли друг друга.

Дан Рокко хотел дожить свои дни в покое и довольстве.