— Ну как же, как можно отказать, если сам градоначальник обратился — лично! Дескать, никто кроме вас, милостивый государь, ровным счетом ничего не смыслит в подобном. И если уж отечеству непременно нужным мои особые познания… — Вольский явно собирался рассказать все сам, а не слушать других. — К тому же Парголовская мыза весной чудо как хороша! Даже если погода выдалась дурная — сложно отказать себе в небольшой прогулке перед завтраком. Только я, признаться, задумался — и бродил куда дольше, чем следовало… Только вошел, видите? — Вольский виновато улыбнулся и демонстративно подергал себя за отвороты плаща. — Как раз аккурат перед вами, уважаемый…

— Волков. Его благородие Владимир Волков. Учащийся Шестой петербургской гимназии и мой… протеже. И раз уж мы все теперь знакомы — могу ли я попросить вас, любезный Петр Николаевич, перейти, наконец, к делу?

Дельвига явно уже успел изрядно утомить словоохотливый старикашка, которого ему, похоже, прислали в нагрузку с чинушей из неведомо какого ведомства. Да и сам Геловани едва ли был в восторге от подобного… скажем так, напарника и коллеги. Но виду, конечно же, не подавал: его сиятельство с самого начала разговора не только не проронил ни слова, но и, казалось, даже не двигался. И если бы не внимательный взгляд, неторопливо скользящий от меня к уродливой штуковине на столе, его и вовсе можно было бы принять за изваяние.

— К делу?.. Конечно, конечно же — как вам угодно, Антон Сергеевич, — закивал Вольский. — Полагаю, вам, милостивые судари, хочется поскорее узнать, что же за… что же за гадость попала в руки наших доблестных защитников. И едва ли хоть кто-то здесь знает о скандинавских проклятиях, верно?

Я знал — и, вероятно, раз этак в сто побольше уважаемого Петра Николаевича. Но, разумеется, промолчал: во-первых меня пока еще не спрашивали. А во-вторых — вопрос явно был из риторических. Вольский не ждал ответа — да и вообще, похоже, куда больше любил рассказывать, чем слушать.

Одно слово — профессор.

— То, что мы сейчас наблюдаем перед собой, представляет собой уменьшенную… и, пожалуй, слегка видоизмененную копию так называемого нитсшеста древних викингов. Нит-с-шеста, — Вольский повторил заковыристое слово чуть ли не по буквам. — Скандинавского ритуала, целью которого было навредить своему недругу. Для этого заклинатель брал копье или обычную деревянную палку длиной примерно с человеческий рост и вырезал на ней руны. А затем насаживал на нее отрезанную голову лошади и втыкал в землю. Морду следовало развернуть в сторону, где находилось жилище будущей жертвы проклятия. Также колдовство подразумевало обращение к темным силам… Впрочем, отдельные источники указывают, — тут же поправился Вольский, — что иной раз в подобной магии могли помочь и языческие боги. Не случайно того же Одина, которого в кельтской традиции именуют Вотаном, считают покровителем не только воителей, но и мудрецов, знахарей…

Дальше я почти не слушал. Реальных фактов — даже чисто исторических — старикашка сообщал не так уж много, а домыслы и результаты сомнительных исследований меня интересовали мало. Да, по форме исполнения и способности убить человека за считанные часы неведомое колдовство действительно чем-то напоминало скандинавский нитсшест, но на этом сходство, пожалуй, и заканчивалось. Его целью явно было не навредить кому-то конкретному или даже целому семейству… впрочем, и с этим уродливая палка с птичьим черепом наверняка справилась бы неплохо: если уж нашествие Упырей едва не стоило жизни целому георгиевскому капеллану, можно только представить, что бы зубастые сотворили с обычным человеком — вздумай кто-то спрятать нитсшест у него в доме.

— Однако, как вы можете заметить, милостивые судари, это… эта штука заметно меньше. — Вольский чуть привстал и протянул руку к столу. — Да и вообще выглядит скорее поделкой ребенка, чем…

— Не трогайте!

От грозного окрика Дельвига у меня на мгновение заложило в ушах. Даже невозмутимый Геловани вздрогнул, а несчастного старикашку и вовсе швырнуло обратно в кресло. Огонь в камине — и тот затрепетал от мощи Таланта, хлестнувшей от капеллана во все стороны.

— Господь милосердный, Антон Сергеевич… вы что, смерти моей желаете? — пробормотал Вольский, массируя себе грудь слева под ключицей. — Так ведь и кондрашка хватить может — в моем-то возрасте!

— Прошу меня простить, сударь, — буркнул Дельвиг. — Мне стоило сказать раньше, конечно же. Но эта вещь небезопасна. И я настоятельно не советую прикасаться к ней. Наденьте перчатку, если вам угодно — или хотя бы возьмите тряпицу… И бога ради, будьте осторожны, Петр Николаевич!

— Нет уж, благодарю покорно! — Вольский сложил руки на груди и насупился. — Признаться, мне и самому не слишком-то хотелось трогать эту гадость… Но неужели вы и правда считаете, что нитсшест может кому-то навредить?

— Вы ведь сами сказали, что это древнее проклятье. — Дельвиг пожал плечами. — Темная магия.

— Конечно, всякое может быть… Но едва ли все это многим больше самого обычного суеверия, Антон Сергеевич, — улыбнулся Вольский. — Фольклор, если хотите — точно такой же, как Баба-Яга или Кощей Бессмертный из старых русских сказок. Разумному человеку не стоит недооценивать знания и наследие предков — но уверяю вас, эта странная палочка с птичьей головой на деле не более чем…

— А я уверяю вас в обратном! — Дельвиг поправил сползающие с носа очки. — И хоть у меня пока нет даже догадок о природе той силы, что заключена в нис… нитсшесте — мы уже имели несчастье наблюдать, как…