Впрочем, я и сам был не в восторге.

— Доброе утро, Владимир Петрович. Могу я полюбопытствовать, что привело вас ко мне? — Вяземский демонстративно покосился на часы на стене. — Да еще и в столь ранний час?

— Прошу извинить меня за бесцеремонность, ваше сиятельство. — Я изобразил легкий поклон. — Но, к сожалению мое дело не терпит никакого промедления: не далее, как вчера вечером его благородие барон Михаил Тимофеевич Грозин прислал мне своего секунданта.

— Вот как?..

Вяземский явно не слишком-то удивился. Вызов на дуэль не стал для него неожиданностью — впрочем, как и для меня самого. Я ожидал чего-то подобного раньше на неделю или даже больше — возможно, прямо в день бала в этом самом дворце. Даже если никто не донес Грозину, что я изволил заночевать у его так называемой невесты, поводов оскорбиться и так было предостаточно. А уж причина появилась и того раньше — в тот самый день, как мы с Кудеяровыми сожгли «Каторгу» и присвоили воровской общак.

Видимо, его благородие устал от попыток отделаться от меня чужими руками — и решил действовать лично.

— Да уж… Новость действительно неприятная. — Вяземский нахмурился и покачал головой. — Его благородие отличный стрелок и фехтовальщик. И, насколько мне приходилось слышать, имеет репутацию бретера.

— Насколько приходилось слышать? — усмехнулся я. — Вот уж не думал, что ваше сиятельство так плохо знает своего будущего зятя.

Укол оказался неожиданным и явно угодил в мягкое место: Вяземский снова нахмурился, поджал губы и недовольно засопел — но все-таки держал себя в руках.

— При всем уважении — дела моей семьи вас не касаются, Владимир Петрович. Никоим образом, — проворчал он. — Признаться, я никак не могу понять, зачем вы вообще решили сообщить мне, что его благородие барон изволит требовать сатисфакции.

— В таком случае, позвольте объяснить. — Я шагнул вперед. — Я здесь, чтобы просить вас быть моим секундантом.

На этот раз Вяземского проняло по полной. Так, что я на мгновение даже ощутил что-то похожее на веселье, хоть беседа к тому и не располагала совершенно. Слишком уж потешно выглядело удивление на лице старого князя: глаза за стеклами очков увеличились примерно вдвое, лоб тут же заблестел от выступившей испарины, в крупные уши с мясистыми мочками синхронно встрепенулись и подались чуть назад и вверх.

— Господь милосердный… — пробормотал Вяземский. — Нет, Владимир Петрович. Решительно нет. То, о чем вы просите, совершенно невозможно! Я понимаю, что обязан вам, возможно, обязан самой жизнью, но такое…

— Поверьте, у меня и в мыслях нет требовать подобной услуги. Тем более от человека вашего положения… Даже если вы сами признаете, что я имею на то право. — Я склонил голову, старательно изображая смирение. — Я могу лишь просить о такой милости. И прошу лишь потому, что мне больше не к кому обратиться. Большинство моих друзей и знакомцев достойнейшие люди, но не благородного происхождения. А значит, ни один из них не сможет мне помочь.

— Ни один… — задумчиво повторил Вяземский. — А как же?..

— Я никак не могу просить Антона Сергеевича. Сан священнослужителя едва ли позволит его преподобию участвовать в дуэли — даже в качестве секунданта. — Я развел руками. — И уж тем более мне не стоит даже говорить о подобном человеку из тайного сыска. Боюсь, для него долг перед государем окажется выше нашей дружбы — и тогда он непременно донесет.

— Это… вероятно. Дуэли запрещены императорским указом еще при Петре Великом. — Вяземский чуть приспустил очки и потер переносицу. — Вижу, вы в безвыходном положении, Владимир Петрович. Но поймите и меня тоже! Я уже старый человек, и едва ли…

— Как глава рода, вы можете передать мою просьбу другому человеку — пусть даже мы с ним и вовсе не знакомы лично. — Я сделал еще пару шагов вперед. — К примеру, одному из сыновей или племянников. Или…

— Этого я не сделаю.

Вяземский в очередной раз попытался изобразить непреклонность, но голос предательски дрогнул. Князю наверняка приходилось вести беседы и посерьезнее этой, а его опыт словесных баталий насчитывал десятилетия, и все же я смог нащупать слабое место: видимо, старик тревожился за семью куда больше, чем за собственное благополучие и репутацию.

Хорошо… Для меня — легче будет продавить до нужного результата.

— Вы не знаете, о чем просите, Владимир Петрович. — Вяземский нахохлился и чуть втянул голову в плечи, будто ему вдруг стало холодно в собственном кабинете. — Я был в некотором роде… был дружен с отцом его благородия барона, да и с ним самим предпочитаю оставаться в…

— Тем лучше, ваше сиятельство, — улыбнулся я. — Тогда, возможно, у вас даже получится отговорить его от дуэли. А это, если мне не изменяет память — первейшая и самая главная обязанность секунданта. Барон наверняка послушает друга своего отца. Признаться у меня нет никакого желания ни убивать или калечить другого человека, ни погибать самому. И если вы сможете…