Шрифт:
39
Милана
Артем уехал вчера сразу после ужина. И я, если честно, облегченно вздохнула. Нет, не от того, что у него проблемы в каком-то отделении. А от того, что в последнее время между нами стало слишком много общения и контакта. Просто хочу отдохнуть и привести мысли в порядок.
Сложно. Очень сложно.
Он меня выводит из равновесия. Вообще местами он ведет себя кардинально по-другому. Вовремя возвращается домой, забирает меня с работы, дарит мои любимые цветы, общается… Такого не было очень долго.
А еще эти пугающие взгляды и поцелуи. Не было раньше такого! И меня это пугает…
— Миланка, — вырывает меня из моих мыслей голос Юльки, — тебя Митрофан искал. Сказал, чтобы ты зашла к нему.
— Хорошо, спасибо, — киваю и хочу уже уходить.
— Извини за вчерашнее, — останавливает меня Юля. — Перегнула палку. Просто давно мужика у меня нормального не было, вот и хожу, злюсь. Ты-то тут не при чем. Поэтому извини.
— Хорошо, Юль. Все нормально, — киваю ей и иду в кабинет к Митрофану Сергеевичу.
Вхожу и чуть не морщусь. И здесь этот Вадим.
Понимаю, что он ничего мне не сделал, но у меня сейчас и так хватает проблем, чтобы еще «усмирять» разъярившегося от ревности мужа.
— Миланочка, познакомься, это мой племянник, Вадим, — добродушно улыбается мне Митрофан Сергеевич.
— Добрый день, Милана, — с легкой улыбкой кивает мне уже знакомый мне мужчина.
— Добрый день, Вадим, — киваю ему в ответ. — Митрофан Сергеевич, вы меня звали по какому-то делу?
— Ах, да, присаживайся, Миланочка, — еще больше начинает улыбаться друг моей бабушки.
— Я не буду вам мешать, — говорит Вадим, одаривая меня еще одной довольной улыбкой.
Стараюсь никак не реагировать. Не хочу, чтобы он подумал, что у него есть хоть какой-то шанс.
Через минуту мы остаемся одни, и Митрофан Сергеевич обращается ко мне, просто светясь от радости:
— Миланочка, помнишь, мы с тобой говорили о том, что ты хочешь опять выступать?
Киваю. Да, был такой разговор на второй день, как я здесь начала работать.
— Хотела начать с конкурса, а потом дальше… — загадочно говорит директор школы.
Невольно улыбаюсь ему. Такой душевный мужчина. И невероятно добрый.
— Конечно, помню. И даже присмотрела конкурсы. Начала готовиться, — киваю ему.
— Это просто замечательно! Тут объявился спонсор, который хочет проспонсировать твое участие в конкурсе в Женеве, — сообщает мне Митрофан Сергеевич и смотрит на меня вопросительно.
Замираю от его слов.
— Спонсор? — только и говорю я. — Какой спонсор? В смысле, кто?
Митрофан Сергеевич задумчиво смотрит на меня и барабанит пальцами по столу.
— Миланочка, это анонимная помощь, — наконец сообщает. — Можно так сказать…
— Это как?
— Ценитель искусства, которому нравится твоя игра, решил помочь таланту пробиться в мире музыки. Думаю, что лучше просто порадоваться и принять эту помощь, чем задаваться вопросами: почему и как? Как ты думаешь?
— Я понимаю, но… это очень неожиданно, — бубню я.
— Лучше скажи, ты согласна? — улыбается мне Митрофан Сергеевич.
— Конечно! — киваю.
А потом замираю, вспоминая о том, что мой муж все эти три года был категорически против, чтобы я выступала, ездила на конкурсы… Одним словом, занималась не им, а музыкой. Мне только и оставалось, что играть, когда я находилась в нашем загородном доме, где у меня есть своя комната для игры.
И понимаю, что сейчас Артем будет опять против. Однозначно будет против, но мне все равно. Во второй раз я свой шанс не упущу!
Забивать свои желания подальше и ставить на первое место желания мужа — это очень плохая идея. В этом я убедилась на собственном опыте…
— Миланочка, если какие-то проблемы? — аккуратно уточняет Митрофан Сергеевич.
— Нет, никаких! Я согласна! Буду готовиться круглые сутки, — улыбаюсь ему.
— Вот и отлично! — хлопает он ладонями по столу и встает. — Это очень правильное решение!
— А вы знаете, кто тот таинственный спонсор? — внезапно спрашиваю у него, внимательно следя за реакцией.
Опять замирает и смотрит на меня. И тут я вспоминаю наш разговор с Вадимом, который состоялся совсем недавно.
— Митрофан Сергеевич, это случайно не ваш племянник? — аккуратно уточняю у друга моей бабушки.
— Мой племянник?
Опять задумчиво барабанит пальцами по столу.
— Миланочка, я ничего не могу говорить, потому что дал слово. Поэтому, деточка, своими расспросами ты ставишь меня в неловкое положение, — виновато говорит он.