Чес не видела лица Эдди, ей хотелось обернуться и попросить разрешения, но рука сама тянулась врезать этой стерве по роже прямо сейчас. Что она и сделала. Сплюнув кровью на пол, Лиз снова покривилась.

— Сука ты, Квинт. Ты убил нас всех. И чего ради? Вот этой хуйни? — Тупая стерва кивнула в ее сторону и снова получила по роже. Чес била, задорно хохоча. Ей нравилось. Кровь. Она чувствовала ее на своих руках, слышала, как где-то за спиной чаще задышал Кевлар, словно древний поршневой механизм.

— Успокойся. — отозвался-таки Эдди. — Ты проиграла, и твои вопли звучат жалко. Я никого не убивал и мои мотивы тебя не касаются.

Чес захотелось посмотреть ему в лицо, проанализировать мимику, жесты, как все это сходится со словами. Но ей не пришлось. Она и без того чувствовала его напряжение. Они не последние для него люди.

Лиз мотнула головой.

— Надо было просто свернуть тебе шею в спортзале. Не… Трахнуть напоследок и свернуть.

— Ты прекрасно знаешь, что не смогла бы. Хватит сцен.

Трахнуть, значит… Чес склонила голову набок. Так она и думала. Что-то тут не чисто. Иголочка, давай попробуем ее нутро на вкус.

Сбоку послышался негромкий мужской голос:

— Я говорил, нужно было слушаться приказа и…

— Заткнись, Одрик, — рыкнула Лиз, а потом внезапно затихла. Все верно — ее голову прошила тонкая ментальная игла, ощущение не из приятных, хотя Чес могла сделать это нежнее. Могла превратить это в удовольствие, как делала с Кевларом. Но Кевлар — хороший парень, а этой суке явно не помешает немного отрезвляющей боли.

Так думала Чес, пока не раскрыла ее ящик Пандоры. Боли было столько, что можно захлебнуться. Пришлось усиленно фильтровать, не брать на себя, как учил П. Митчелл. У ее мыслей был вкус тоски и колючей злости, почти ненависти. И боли, много-много горькой боли. Нужно проникнуть глубже, на другой уровень восприятия. Не ощущения — воспоминания. Визуализация. Пустой кабинет с олдовой картотекой. Ящик на букву «К». Открываем… ну и хаос. Отпуск на Корсике, крещение в Сан-Диего, смерть compadre… куча всего на «к», но не то… где же про тебя, Эдди? Ты должен быть тут. Оглядеться. Что еще здесь есть? Есть низ, верх, лево и право… Верх! На самом верху шкафа с картотекой выглядывает край затертой папки. Часто просматривает? Ну, конечно. Вот и ты, Квинт. Открыть…

Разум захлестнул видеоряд образов, часть из которых Чес просто не успевала обрабатывать — чужой взгляд, чужое восприятие. Фильтрация, подбор ассоциаций. Лиз помнила все. Первую встречу, долгое притирание, жестокие тренировки. Он не щадил ее, как щадил Чес. Никогда не щадил. Даже в постели. Это она пересматривала чаще всего. Грубый секс, больше похожий на схватку двух диких зверей. И вместе с тем близость… Лиз чувствовала близость. Она хотела близости. Хотела того, о чем не могла сказать. Стыдилась? Да, стыд, но не такой, какой чувствовала Чес. Стыд перед собственной душевной наготой. Не могла довериться. Хотела, но не могла. Помоги. Иногда она говорила это взглядом. Помоги. Пойми. Но он никогда не понимал.

Тоска. И радость малому. Осталось хоть что-то. Воспоминания. Их можно трогать, их можно любить. Но лучше забыть. Она очень хотела забыть, что когда-то такое чувствовала. Очень не хотела чувствовать.

А Чес чувствовала, как задыхается. Злость? Это была злость? Их связывало что-то большее, чем секс. Это была не шлюха… Как жаль, что она не могла проникнуть в его голову и ощутить все так, как это чувствовал он. Как жаль…

«Тебе больно… очень больно… но может быть больнее. Хочешь, покажу?», — Чес смотрела в ее перекошенное бессилием лицо. Лиз не могла ответить. Но все слышала. — «Смотри».

Она не знала, зачем это делает. Зачем делится своими воспоминаниями. Своим взглядом на Эдриана Квинта. Своей папкой из картотеки. Ей хотелось сделать ей больнее? Или просто… поделиться? У них есть кое-что общее. Одна и та же затертая папка, только с разным содержимым. Смотри, как он заботился обо мне. Боялся за меня. Пытался сберечь. Смотри, как он смотрел на меня. Тебе знаком этот взгляд? Эта улыбка? Нет, потому что ты никогда их не видела. Твой Квинт был другим.

А хочешь покажу еще кое-что? Смотри, как он убивал лишь для того, чтобы снискать мое восхищение. Смотри, как он стоит передо мной на коленях. Ради меня он был готов на такое. А ради тебя?

Волна боли и злости буквально вытолкнула иголочку прочь. Чес моргнула, заново ощущая себя здесь и сейчас. Пыльная халупа, ночь. Лиз смотрит на Чес, Чес смотрит на Лиз. Видит, как на щеке блестит едва заметная дорожка слез, чувствует, как точно такая же затекает к уголку ее рта. Как странно… Они разделили боль, как в каком-то обычае древних людей. Как… ритуал. Так необычно… и судя по взгляду Лиз, ей тоже было странно.

«Эн, что это было?..»

«Похоже, эмпатия, мэм».

Эмпатия… болезнь что ли какая-то?