Похоже, что именно последний аргумент стал для Дитмара решающим.

Он выдохнул и, став заметно спокойнее, кивнул.

— Хорошо. Что теперь?

— Клятва! А потом я сварю для нее отвар.

Что там были за клятвы, не знаю. Я уже и не старалась как-то подслушать или отследить их действия. Это не имело смысла, как и все остальное.

Моя жизнь скоро прервется, как и жизнь моего еще не рожденного малыша.

Еще около часа ведьма варила свой отвар с ужасным запахом, от которого жутко тошнило.

После этого она чертила на полу неизвестные знаки и пентаграмму, жгла травы и свечи, впадала в жуткое состояние, когда тряслась и пела.

Дитмар покорно ждал, а когда она дала знак, с затаенным восторгом насильно влил мне мутную жижу в рот.

Выплюнуть удалось лишь часть, что очень не понравилось моему несостоявшемуся мужу, поэтому он прошипел мне на ухо:

— Если отвар не сработает, то я просто вырежу его, как и хотел.

А потом начался ад — перед глазами все поплыло, низ живота скрутило невыносимой болью.

Я будто со стороны увидела, как мое дрожащее тело укладывают в центр пентаграммы, ведьма продолжает трястись в судорогах, а Дитмар заносит клинок, готовый всадить его в любой момент.

Сознание заволокло тьмой, когда послышался треск дверных петель и последняя картинка, оставшаяся в памяти — как летит прочь голова ведьмы с ее тела.

Сердце кровью обливается, когда наблюдаешь за своим малышом сквозь стенки инкубатора для недоношенных детей.

Совсем крошечный, беззащитный и хрупкий.

Я боялась брать его на руки, чтобы не повредить, не испачкать.

Радовало лишь то, что маленький Януш усиленно набирал вес, борясь за свою жизнь с усилием настоящего Зверя.

Столь же зверски меня грызла совесть — я винила себя во всем произошедшем.

Не будь я такой импульсивной идиоткой, то мой сын не родился бы раньше положенного срока и не был бы вынужден первые месяцы своей жизни проводить в клинике, в инкубационном боксе.

И Януш был бы жив.

Но уже ничего нельзя было исправить, и я буду вынуждена жить с этим.

Свят заметно осунулся за прошедшее время. Я проводила дни в клинике, возвращаясь домой ближе к ночи, а он разрывался между делами и клиникой, появляясь дома очень редко.

Богданович вновь доставлял проблем и сейчас все силы общины были обращены на то, чтобы изловить всех шпионов ублюдка.

На фоне этого Михей даже решил выдать замуж Злату за сына главы соседней общины, чтобы заручиться поддержкой в борьбе с шайкой Богдановича.

Свят не одобрял эту сделку, но молчал, что означало одно — это была крайне необходимая мера.

Со дня похорон юного Януша прошло всего лишь пара месяцев, а Лютовы уже спешно готовились к свадьбе Златы.

В лице Бранимира я нажила злейшего врага. В отличии от Свята, Бран чувствовал, кто виновен в смерти их брата. Я лишь молчала, делая вид будто не замечаю его гневных взглядов.

Что же касается Дитмара… Я не интересовалась. Очнувшись в больничной палате, я спрашивала лишь о своем сыне, а что стало с этим больным ублюдком — дело уже не мое.

Надеюсь лишь на то, что он сполна отплатил перед смертью за все содеянное.

Размышления прервал Свят, подошедший тихо сзади и обнявший меня за плечи.

— Поезжай домой, Лис. Уже поздно.

Я недовольно поморщилась, желая поспорить.

Наш дом был наполнен пустотой и тишиной. Майя, помогавшая по хозяйству, отсиживалась в своей комнате, перестав даже готовить ужины.

— А ты?

— У меня еще есть дела, сладкая. Я приеду поздно.

— Тогда, может, я могу сопровождать тебя? — спросила с надеждой, не желая возвращаться в нелюдимые стены.

— Лис, тебе будет скучно. И к тому же, Злата уже приехала. Поможешь ей выбрать платье, хорошо? Майя подготовила какие-то каталоги.

Меньше всего сейчас мне хотелось участвовать в свадебной подготовке. Тем более, когда брак заключается по расчету в тягостной атмосфере скорби по Янушу.

Да и Злату мне было жаль — она казалась мне столь нелюдимой, что вряд ли девушка сможет быстро освоиться в чужой общине.

Но спорить бессмысленно.

— Хорошо.

— Можешь поехать с Борисом на моей машине. За мной все равно скоро заедет Бран.