– А ты в кого-нибудь влюблен?

Деймон впервые обратил взгляд на брата, ему в глаза попал ослепительный луч солнца, и он прищурился. В его голове живо и ярко всплыли кружевные белые панталончики, каштановые локоны и поцелуй в холодном коридоре у огромного окна. Он слушал, как вдалеке скрипела осина, как пела птица, и журчал лесной ручей. Ему казалось, что он уже очень долго не отвечает на вопрос, но ему и не хотелось.

– Не знаю… - вырвалось неискренне у Деймона.

– Не знаешь?! – почти взвизгнул брат, – как этого можно не знать? Ты лукавишь! Только не бойся, я никому не скажу, даже папеньке, – он начал расшатывать брата за плечо, – Ну, скажи, скажи, скажи!

– Отстань, малявка! – Деймон скинул брата в грязную траву.

– Я не малявка! Мне, между прочим, уже 12, не такой уж я и маленький, мне скоро тоже будет 14, как тебе сейчас, и ты так же будешь называть меня «малявка»?

– Извини, Стефан. Ты прав. Скоро мы забудем, что значит быть детьми. Хоть мы сейчас и здесь, и возимся с самодельными луками, строим шалаши и делаем еще всякие другие глупости, мы все равно вскоре вынуждены будем по наставлению нашего отца посещать все балы, постановки и прочие мероприятия. Там должны будем познакомиться с богатыми наследницами или найти себе покровителей и с их помощью открыть какое-нибудь дело.

– Но ты же хочешь посвятить себя наукам! Разве это не лишит тебя детства? – Стефан насупил нос и скривил рот.

– Это же мой выбор, верно? А то – желание нашего отца, а ты знаешь, он привык все свои желания беспрекословно воплощать в жизнь или делать так, чтоб другие воплощали это для него.

– Да, а ведь и взаправду, – Стефан опустил свои каре-зеленые глаза в землю. Ему стало грустно. Как бы ему ни хотелось быть таким же умным и рассудительным, как брат, и вести подобные беседы, ему было страшно, и не хотелось об этом говорить. – Смотри, какой жук! – воскликнул он, жгуче обрадованный тем, что удалось уйти от этого разговора.

Оба брата Сальваторе принялись рассматривать красивое насекомое с перламутровой спинкой. Они, смеясь, подталкивали его сзади пальцами и наблюдали, как тот, смешно перебирая лохматыми лапками, убегает прочь от своих обидчиков.

Уже вечерело и братья вспомнили, что нужно скорее идти домой, ведь отец берет их с собой на концерт. У господина Сальваторе в том театре, где сегодня проводили музыкальный концерт, была своя ложа с красными портьерами и цветочным горшком с небольшой пальмой, по его личному распоряжению там поставленной. Они пришли вовремя, отец ничего им не сказал, а лишь скомандовал умыться, переодеться и привести себя в порядок. В доме поднялась легкая суета, вся прислуга бегала за мистером Сальваторе, получая распоряжения и попутно одевая его.

– Марта, останься, пожалуйста, – ласково попросил он одну хорошенькую белокурую служанку.

– Сейчас, мистер Сальваторе, отнесу кувшин, – она поспешила на кухню, шурша юбками.

Деймон вышел из комнаты на лестницу. И только он хотел заявить отцу, что уже готов и будет ждать его в коляске, вдруг изумленно замер. Внизу меж перил виднелся его отец и Марта: они страстно прижимались друг к другу, юбка девушки была задрана, и Джузеппе ласкал стройную ножку в белом плотном чулке. Деймон сглотнул, его взгляд был распахнут, ему хотелось закричать, но он не смел – он боялся отца, да и это показалось ему нетактичным. Но, как бы там ни было, эта картина вызвала в нем негодование и какое-то омерзительное и отталкивающее чувство. Затем он представил себя мужчиной лет сорока, что это он вместо отца лобзает Марту. Ему пришла вдруг в голову мысль: «Это так со всеми, да? Это нормально?». Он отбежал от перил и уставился в окно. Но потом громко затопал туфлями по ступенькам, чтоб образумить двоих, стоящих внизу.

– Отец, я готов! – еле сдерживая отвращение, крикнул Деймон.

– Да? – отозвался испуганный, замешкавшийся голос, – молодец!

Дальше последовали шелестения и шорохи, и Марта убежала в другую комнату. Джузеппе убрал рукой выбившуюся прядь волос.

– А что там Стефан? Медлителен, как черепашка! – он фальшиво засмеялся, как обычно смеются люди, успокоенные, что их не застукали за их проделками.

Лицо его побагровело, вспотело, а губы, беспощадно раскраснелись от поцелуев. Деймон поспешил выйти на улицу. Натягивая по дороге белоснежные перчатки, он все больше хмурился: лицо его стало, как у обиженного старика, а не у молодого человека. Через пять минут из дверей выбежал Стефан, здороваясь со всеми людьми из прислуги и также с кучером. Деймон вдруг даже размягчился в душе, восхищаясь добродушием и простотой своего братика.

Вечер был скучным и нудным. Деймон ждал, когда же уже начнут играть. Ему было не интересно слушать о какой-то недавно приехавшей красавице, о постыдном и немодном туалете кого-то еще из знакомых его отца. В буфете, естественно, был настоящий аншлаг из хохочущих дам, поедающих кремовые пирожные, которые они запивали шампанским. У одной престарелой дамы из рук сбежала ее маленькая декоративная собачка, и она подняла старческий вопль: «Ах, держите ее! Божи, Изи, ко мне!» Половина мужчин бросилась прислужливо ловить Изи, которая, скрепя когтями по паркету, бешено высунув язык, пронеслась мимо Деймона. Он был одет сегодня с иголочки – так, как всегда желал отец. Черный выглаженный фрак и белоснежная сорочка, изящная бабочка, давившая горло, а также прилаженные черные, как смола, кудри. Держа руки за спиной, он, как подобает, кланялся почти всем.

И вот, наконец, после стольких томительных, скучных ожиданий он сидит в ложе. В его сознание сладкими потоками льется музыка, воскрешая старые и несуществующие воспоминания. Сейчас он чувствовал себя свободным от всего, он открыто мог чувствовать, не тревожась, что это не понравится отцу, или кому-либо еще «очень важному».

Он долго и пристально наблюдал за каштановыми локонами, обладательница которых сидела внизу, очень близко к сцене. У себя в душе он представил, что это она. Так ему стало легче и приятнее. Девочка с локонами непоседливо вертелась из стороны в сторону, восторгаясь музыкой, что для большинства покажется совсем неприличным, но Деймона это, напротив, восхищало. Потом девочка повернулась и оглядела зал. Да, Деймон сразу узнал ее смуглое лицо, эти черты с мягкой дерзостью. Кэтрин все время шептала что-то на ухо сестричке Елене, а та ей согласно кивала.