– Он всегда мне чудился героем и защитником, он таким и был по отношению ко мне, не могу ни в чём упрекнуть его, он старше меня на шесть лет, и…

– Стало быть, тебе двадцать пять? – перебил её Джим.

– С женщинами об их возрасте не говорят, – отшутилась она одной из банальных шуток, которые бросают на автомате, просто так. – И я хотела сказать, что до сих пор рядом с ним чувствую себя в безопасности. Да, он поверхностный человек, но добряк, согласись, Джим?

«Опять. Опять это смятение. Она вновь говорит мне «Джим» и смотрит так, словно мы знакомы сотню лет, и нет никаких преград».

Она смотрела в его лицо, выражающее полное отсутствие, и почувствовала неловкость из-за повисшего молчания.

– Ладно, проходи на второй этаж – там сразу будет гостиная, а я пока принесу чего-нибудь выпить, – по-хозяйски скомандовала Леони, дабы расстроить тишину.

Поднимаясь по лестнице, Джим с интересом разглядывал фотокарточки, висящие «лесенкой» на стене: чёрно-белые снимки начала двадцатого века, люди на них – с кукольным выражением лиц и контрастирующими на их фоне глазами, выражающими осмысленную умственную работу и бурлящую внутри жизнь. Вероятно, предки Леони и Теренса, так как фотографии были немного потрёпаны, явно висели здесь не только в декоративных целях.

Гостиная была просторная и уютная, кружевные короткие шторки украшали широкие оконные стёкла. В обстановке чувствовалась некая двойственность: очевидно, что Леони сохранила черты интерьера, который был задуман ещё родителями: смесь 50-х и 60-х годов. Но в основном элементы современных стилей, с чёткими линиями и светлыми тонами.

Леони бегом поднялась по лестнице, балансируя на ступенях, в страхе уронить бутылку вина и два хрустальных фужера.

– Мне здесь очень нравится. Чувствую себя комфортно… О, это что, ароматические свечки? – он засмеялся, взял в руки светло-жёлтую свечу и поднёс к лицу. – Не понимаю тех, кто покупает эту ерунду, ну да ладно: пахнет приятно.

– Это намного лучше запаха какого-нибудь холостяцкого бунгало, где воняет окурками и пивом, – важнически ответила Леони и сложила губы в смешливой улыбке.

Джим приблизился к полке из орехового дерева в стиле кантри.

– Старые добрые пластинки! Да тут целая коллекция! – обрадовался он и схватил целую пачку.

– Это папы с мамой…

– Боже, да ты богата! – весело причитывал Джим, перебирая пластинки.

– Перестань! Брось ты это старьё, давай выпьем, – со скептичной улыбкой изрекла Леони и налила обоим вина.

– Как же кстати здесь этот «доисторический» проигрыватель… – он подлетел к аппарату и поставил одну из пластинок. – О, – он блаженно поднял вверх указательный палец и прикрыл глаза, – слышишь?

Из проигрывателя полились нотки чего-то до боли знакомого, что-то из 50-х. Джим плавно приблизился к Леони, напевая себе под нос и пытаясь изобразить старые танцевальные движения.

– Вставай, пойдём-ка потанцуем, – говорил он, протянув ей руку, и глаза его добродушно сверкали.

– О боже, – Леони закрыла глаза ладошкой и рассмеялась. – The Everly Brothers?* Серьёзно?.. Ты настолько старомодный?

– Очень!.. – он игриво вздёрнул брови и улыбнулся одним уголком губы.

И в столь же старомодной манере он обхватил её стан и прижал к своей груди одну её руку. Джим ощущал, что до невозможности близок с Леони, и не потому, что сжимал её в покровительственных объятиях, а потому, что мог свободно говорить ей всё, что было на душе, и делать различные глупые и милые вещи.

Комментарий к 5 Глава. «Переступив черту»

* Под любимой книгой Теренса подразумевается “451 градус по Фаренгейту” Рэя Брэдбери. Главного героя романа зовут Гай Монтэг.

* The Everly Brothers - американский дуэт братьев Эверли, имевший большой успех в 50-60-х годах 20 века. В данном случае в качестве композиции, поставленной Джимом, имеется в виду их известная “All i have to do is dream”.

========== 6 Глава. «Пламя» ==========

Сегодня вечером он мог упиваться каждой секундой.

Он целовал Леони, крепко и отчаянно сжимая в объятиях, не обращая внимания, как её маленькие кулачки несмело упираются в его грудь в неравной борьбе. Она слабо постанывала, делая вид, что совсем не хотела того, что происходило. Но это не имело никакого значения.

Сегодня вечером он мог упиваться каждой частичкой её дрожащего тела.

На стене совершали свой торопливый тихий ход стрелки часов, лунные отблески бегали по столу, по тумбе да полкам с книгами и пластинками. Небо, слабо подсвеченное фонарями, отдавало блёкло-синий свет шторам и стенам.

Сегодня вечером он получит её всю…

Но Джим открыл глаза.

Отчего-то он был в своей комнате, а не в гостиной Леони, и почему-то тиканье часов раздавалось другое, более знакомое, но не то. Вот стоит его стул в углу, а вот и камин, на котором стоят его антикварные часы. И он совершенно один.