«Почему окно не закрыто? – рассеянно и наивно думал Джим, сонно потирая глаза и волосы на затылке. – Какой холодный ветрюга… Одному здесь холодно и жутко».

Холодный воздух ноября врывался в комнату, трепал листы документов и зарисовок на столе. И опустошающее чувство вонзалось под рёбра, что нечто столь желанное было всего лишь сном, буйством фантазии воспалённого разума, заполонённого сантиментами и помыслами о любви и близости.

Джим, раздосадованный своим пробуждением, сел на край постели, сложив замочком руки сзади, на шее, и не услышал, как пёс Гай, сочувствующе скуля, подошёл к хозяину и уткнулся мокроватым носом в его колени. Джим вздрогнул от неожиданности и, увидев перед собой собаку, слабо улыбнулся жалостливой улыбкой и стал поглаживать пса по морде и почёсывать ему за ушами. Его досада сменилась ребяческим умилением. Охваченный странным порывом, какой случается при внезапном пробуждении посередь ночи, он живо оделся и отправился погулять с Гаем.

Природа будто смилостивилась перед ночными путниками: ветер стих, мокрый холод сменился свежей прохладой, а воздух стал ещё прозрачнее и чище, окутывая лицо и щекоча лёгкие.

Сколько они не виделись с того вечера? Может, несколько недель или всего лишь пару – всё одно: Джиму уже всё время вдали от Леони казалось тягучим, вязким, как при долгом и нервном ожидании.

«Я влюблён? – смеялся Джим самому себе, запинаясь на каждом шагу и устремив взгляд в небо. – Неужели я влюблён?»

И тут вдали, из-за невысокого холма, показалось солнце, отбросив яркий багрянец на дома, деревья и кусты, и словно по команде дирижёрской палочки запели птицы. Ветерок сделался ласковее и теплее, кое-где стали заводить машины те, кому на работу нужно явиться в шесть утра. Мир проснулся и открыл глаза, вдохнув свежесть этого дня.

«Я влюблён».

***

США, Нью-Йорк, октябрь, год спустя.

Перед зданием Метрополитен-оперы собралась внушительная толпа: родственники заложников, полиция, зеваки, а также сотрудники оперы, которым посчастливилось в этот день отдыхать по случаю выходного. Разумеется, туда-сюда сновали журналисты и репортёры, жадно поглощая комментарии и интервью у представительных лиц и полицейских. Площадь была охвачена паникой, суетливой болтовнёй и плачем.

Шерлок Холмс и Джон Ватсон приехали в машине сотрудников полиции, чтобы не привлекать к себе настырного внимания СМИ. Автомобиль был припаркован через дорогу, слева от главного здания оперы.

– И ты вот так просто пойдёшь туда… к нему? – тревожно спросил Джон, изрядно уставший и раздражённый молчанием Шерлока, смотрящего на людей, ютящихся на ступенях, ведущих к площади. – Ну, разумеется, у тебя есть план, – отвечал самому себе Ватсон, сжимая от нетерпения кулаки и расхаживая вокруг друга, – Мориарти не удастся провести тебя и в этот раз… Ну что же ты молчишь?

– Расслабься, – просто, почти буднично бросил Шерлок и закурил.

– О, – Джон тяжело вздохнул, – только этого ещё не хватало: неужто в Америке запрещены для продажи никотиновые пластыри?

– Я думаю, – не обратил внимания Холмс на замечание Джона.

– Ничего не могу понять. Зачем так надолго залегать на дно, водить за нос спецслужбы, тебя? Я, конечно, догадываюсь, что, как обычно, что-нибудь важное упускаю, но всё-таки не могу взять толк…

– Я тоже, – перебил его Шерлок и сосредоточенно сощурился: – игра без подвоха, без выдумки! Зачем так просто?! Без шика и изворотливости – всего лишь здание оперы взял… И то размах лишь в размерах здания ощущается, а игра так и вовсе не стоит свеч!..

Джон внезапно успокоился, осознав, что был с Холмсом на одной волне: обоим была не совсем ясна «соль игры». Никакой увертюры, сразу кульминация, призывающая к развязке.

– Он будто бы… растерян? – изумился Шерлок, вглядываясь в одну точку. – Словно желает наверстать упущенное. Будто бы так только надо, всего лишь для галочки… Подвох не в игре, а в нём, – осенило детектива, и в глазах его сверкнул боевой огонёк.

К друзьям спешно подошёл офицер полиции, а за ним семенил маленькими ножками низенький журналист в огромных очках, которые озабоченно поправлял на бегу.

– Только этого ещё не хватало, – проговорил себе под нос Шерлок, закатывая глаза и демонстративно отворачиваясь. – Никаких комментариев! – бросил он журналисту избитую фразу, которую, вероятно, подслушал по телевизору из политических новостей.

– Но у меня всего лишь парочка малю-ю-сеньких вопросиков, и всё! – гнусавил неугомонный журналист, посекундно тыкая пальцем себе в переносицу.

– Вы же его слышали! – вмешался Джон. – Лучше уйдите, не хотелось бы, чтобы сюда сбежалась толпа ваших коллег.

Внезапно на большом плазменном экране, специально вывешенным на фасаде главного здания для трансляции, появилось изображение. Из массивных колонок раздался оглушительный звук. На экране играл оркестр под дулами автоматов, а на месте дирижёра эксцентрично, но весьма вальяжно кривлялся Мориарти, скалясь и самозабвенно радуясь устроенному им спектаклю.

«Это просто отвратительно», – грустно выдохнул Ватсон, приложив ладонь к лицу. Шерлок же стоял неподвижно, не выражая охвативших его эмоций, и с особым вниманием наблюдал за изображением. Вскоре трансляция прекратилась, стерев с экрана изящную клоунаду Джеймса Мориарти. Сегодня уже он звал Шерлока на конфронтационное чаепитие.