– Не щекочет, - машинально поправила я.

– Я подумаю над твоим советом, - Росс серьёзно кивнул дочери, продолжая задумчиво теребить свою бороду.

Было такое чувство, что он настолько к ней привык, что даже забывал, что она у него есть. Мы же не помним всё время, что у нас уши есть. Или пальцы на ногах. Пока не пораним или не начнём мыть - и не помним о них. Так и тут.

Но, может, даже и лучше, если Росс будет меня в голову целовать, как девочек, раз уж решил завести такую традицию. А то мне от прикосновений его усов, конечно, щекотно, но вот от самих губ чувство было совсем другое. От которого сердце сладко ёкало и под ложечкой сжималось.

Что-то похожее я испытывала, когда сама трогала оборотня, занимаясь его ранами на второй день, и от вида его обнажённой груди и живота.

Чувство приятное, но совершенно непонятное. И от того слегка пугающее. Поэтому -лучше в голову пусть целует. Через волосы не только усы не почувствуешь, но и губы.

Росс действительно подумал над советом Поузи, но нашёл совсем другой выход. На следующий день, придя по его приглашению на обед, мы застыли в дверях, глядя на сидящего за столом незнакомого мужчину.

Красивого мужчину. Очень красивого. Я просто залюбовалась его высокими скулами и ямочкой на подбородке. А губы, расплывшиеся в улыбке, какие красивые...

А потом я встретилась взглядом со знакомыми голубыми глазами, весело ожидавшими, когда же, наконец, до нас дойдёт, и ахнула:

– Росс, это вы?!
– Потом спохватилась и быстро исправилась: - То есть, господин Ликолвер.

– Можно просто Росс, раз уж именно так я когда-то тебе представился, - с улыбкой ответил оборотень.
– Что же вы стоите, девочки, проходите, садитесь.

Он побрился! От бороды вообще ничего не осталось, даже усов и бакенбардов. Лишь совсем небольшие бачки подчёркивали красивую линию скул.

И постригся. Прежде белоснежные волнистые волосы Росса свободно рассыпались по плечам и спускались почти до лопаток, сейчас же едва достигали плеч, а со лба были убраны назад, но пара непослушных прядей всё же падала на высокий лоб, на котором не было ни одной морщины.

– Папа, это ты?
– растерянно пробормотала Поузи, потом решительно подошла к сидящему за столом оборотню, потыкала пальцем в гладко выбритую щёку и удивлённо протянула: - А ты что, разве не старенький?

– Старенький?
– даже растерялся Росс от такого вопроса.
– Нет, Поузи, я совсем не старенький. Скорее уж наоборот.

– А тогда почему у тебя была борода, как у старичка?
– не отставала малышка, в то время как мы трое, придя в себя, тоже подошли и расселись по своим местам за столом.

– Так уж получилось, - развёл руками оборотень.
– Год назад я потерял жену и сынишку, и был в таком горе, что не то что бриться - есть забывал. Вот борода и отросла. А потом я так привык к ней, что даже не думал, что выгляжу старым.

– Бедненький, - Поузи потянулась и погладила отца по голове.
– Это плохо, когда кто-то умирает. Вот у меня бабушка умерла, но я её не помню. А Уилли и Джуни помнят и иногда грустят.

– Кроф тоже грустит, только не показывает этого, - поделилась Джуни.

– А у меня мамка померла, - Суози тоже вступила в разговор, немного нас удивив. Она редко заговаривала сама, если её не спросить.
– Та, другая. Я только помню, что она меня обнимала, и было тепло. А потом перестала. И стала кричать и шлёпать. А потом я узнала, что это другая мамка. А та померла.

Высказавшись, Суози снова уткнулась в тарелку, а мы какое-то время молчали, потом тоже принялись за еду. Разговор как-то не клеился, даже Поузи помалкивала, что-то обдумывая. Наконец тихонечко у меня спросила:

– Это ведь и моя мамка была, да? Та, которая обнимала Суози?

– Да, - кивнула я.

– Но она меня не обнимала...

– Нет, - согласилась я, хотя это не было вопросом.

– Зато меня обнимала ты, - продолжала рассуждать Поузи.
– А бабушка меня обнимала?

– Конечно.

– Бабушка умерла, но ты меня всё равно же обнимаешь?

– Конечно, обнимаю, ты же моя сестрёнка, и я тебя люблю.

– А если ты меня любишь и обнимаешь, а мамка меня не обнимала, то я можно не буду грустить, что она умерла?
– Поузи, наконец-то, довела свои рассуждения до логического конца.

– Можно, - согласилась я.
– Трудно грустить о тех, кого никогда не знал.

– Это хорошо, - кивнула Поузи и с чувством выполненного долга принялась за суп.

Ещё какое-то время длилась тишина, потом Росс спросил куда-то в пространство: