Шрифт:
– Вы же не священник, да?
Гидеон улыбнулся и пожал плечами. Силуэт девушки растворился в солнечном свете.
Харута сказала, что я могу выйти. Просто выйти и снова жить. И я пошел. Телу снова стало тепло, шелест деревьев леса Морабат, запах листвы. И два существа – темная волчица и светлый шакал. Я знал, что шакал убил ее, но вот они снова здесь, живые и невредимые, выпрыгивают из Полосы и проносятся мимо меня, разбегаются в разные стороны и растворяются в тишине леса.
Так началась моя вторая жизнь – жизнь, каким-то неведомым образом связанная с жизнью волчицы с человеческими глазами. Мы умирали в один день, неизменно рядом с этим неопознанным, загадочным шакалом, и воскресали тоже – все вместе. Я не знал, как разорвать этот порочный круг, не знал, как разгадать их тайну и как прекратить обманывать время. Мне предстоит прожить еще много жизней, прежде чем я пойму, что такое Полоса Туманов, в чем был жестокий замысел Харуты и что она на самом деле натворила. Но как бы то ни было, я знаю одно: куда бы я ни шел, кого бы ни встретил, я всегда ее найду. Мою Джей Фо.
Из воспоминаний Гидеона, заточённых в книгу и оставленных на хранение СтамерфильдамГлава 23. Это не конец
Пустошь у портала в пригороде Лондона
2001 год
Тело то и дело сотрясают рвотные потуги – такой невыносимый смрад стоит здесь, на этой небольшой поляне, со всех сторон окруженной деревьями. Михаил хватает защитную маску и, задерживая дыхание, быстро нахлобучивает ее на рот и нос и делает вдох. О, нечестивый…
Его взору предстала страшная картина: гора из небольших свертков высотой в несколько метров и… мухи. Полчища мух над ней. В эту сентябрьскую аномальную жару запах разложения, кажется, полностью заместил воздух.
Бригада в защитных костюмах аккуратно вытаскивает свертки и раскладывает на земле рядами. Никто не говорит ни слова. Только звук шагов и жужжание навозных мух. И ни слова…
Михаил только и смог, что отойти на несколько шагов от портала. Он оцепенел, и, казалось, даже его сердце перестало биться. По щекам заструились слезы. Ужас… ужас… дикий ужас, и больше ничего.
Один из рабочих оступается, едва не роняет сверток, но в последний момент подхватывает, прежде чем опустить его на землю. Михаил прижимает ладонь к защитной маске и слышит свое глухое мычание: из-под пленки показалась маленькая ручка с обмякшими пальчиками. Скорбь разрывает его изнутри, слезы застилают глаза, и он едва держится, чтобы не упасть на землю и не закричать.
Как будто издалека его ушей касается странный звук, и лицо освещает вспышка открывшегося портала.
– Ника-а! – надрывно кричит женщина.
Она проносится мимо него в самую гущу тел, расталкивает рабочих, и ее растрепанные чернильные волосы, как коршуны, парят следом. Мужчины хватают ее за руки, и даже сквозь маски видно, как их лица искажаются от напряжения, – с такой неистовой силой она рвется вперед.
– Где моя дочь?! – кричит женщина сквозь рыдания. – Где она?
Михаил делает над собой огромное усилие и спешит к ней.
– Ника-а! – снова кричит женщина.
– Рита, пожалуйста… – молит Михаил, но его ослабленный шоком голос едва различим в ее рыданиях.
Женщине удается вырваться. Она падает на землю и на коленях подползает к сверткам.
– Рита, не надо, Рита, – уже громче молит Михаил. Он идет к ней на трясущихся ногах, из последних сил пытаясь призвать трезвость в свой разум.
Рита босая, в одном халате. Она ползает по земле, никого не замечая, и один за другим разворачивает свертки. Михаил нагибается к ней и осторожно берет за плечи.
– Ника, моя Ника, – как полоумная шепчет женщина. – Доченька моя… моя… где же ты…
Взору предстают маленькие тела: годовалые и чуть старше, мальчики и девочки, в трупных пятнах, с завязанными черными полосками тканей глазами, с глубокими зашитыми порезами от груди до самого паха.
– Ты здесь. Я знаю… ты здесь…
Рита срывает повязки с глаз, мимолетом осматривает белесые зрачки детей и переходит к следующему свертку.
– Ее здесь нет, Рита. – Михаил сжимает ее плечи и заставляет замереть.
Рабочие застыли в нескольких метрах от них, опустив головы. Рита на коленях медленно поворачивается к нему. От слез и бессонных ночей она стала на себя не похожа: лицо осунулось, распухло, глаз почти не различить. Она плачет, губы трясутся, и рот безвольно глотает ядовитый воздух.
– Надень, ты отравишься, – говорит Михаил, протягивая руку в сторону. Один из рабочих кидается к нему и вкладывает в ладонь прозрачную маску. – Пожалуйста, милая… надень…
Рита резко ударяет его по руке.
– Куда вы дели мою дочь?! – кричит она, хватая Михаила за грудки и хорошенько встряхивая. – Она должна быть здесь!
Еще одна вспышка портала, и Рита резко оборачивается. Воспользовавшись моментом, Михаил кое-как надевает на нее маску, закрепляя резинку на затылке. Рабочие склоняют головы перед вновь прибывшим, но тот даже не смотрит на них. Спешит к Рите и Михаилу.
– Николас! Мне не отдают ее! – Рита срывает маску и вскакивает на ноги, падая в объятия мужа.