– Ника, она… у нее не все в порядке с головой. Это не… Хм… это не просто слова, – неожиданно сказал Дэвис. Он пытливо смотрел на Мари, будто мысленно пытался передать ей то, что не решался произнести вслух. – Хотя она не лишена человечности, если можно так сказать, потому что было время, когда она вела себя как… как хороший друг. Но ты особо не рассчитывай, что сможешь разговорить ее, достучаться, что ли. Мы не виделись два года, и я понятия не имею, стало ли ей хуже или лучше. Мне кажется, она здесь только потому, что мать настояла. Нике совершенно не интересно получать высокие баллы и готовиться к поступлению в крутые универы. Уверен, она просто хочет пережить этот год. Лучше не трогай ее, просто забей. Я о тебе забочусь, – поспешно добавил он, заметив, как Мари нахмурилась. – Ты у меня добрая и всем хочешь помочь. Не трать на нее время, а то мне ничего не останется.

Дэвис улыбнулся, и Мари поддалась его обаянию. Она поцеловала его в губы и принялась за сэндвич.

Новенькой рядом не было, и девушка ощущала исходящее от Саши спокойствие. Наверное, вместо того чтобы искать подход к ней, стоило просто поговорить с братом. Может, его усиливающаяся тревога рядом с Никой – это просто совпадение. В их мире все бывает.

То, что лето закончилось, все с лихвой ощутили уже к концу третьего учебного дня. На смену воспоминаниям о каникулах пришел нескончаемый поток домашней работы, а плотный график факультативов обязывал большую часть дня проводить в учебных классах. Преподаватели стали придирчивее и требовали неукоснительной дисциплины (взамен закрывая глаза на многое из того, что происходило во внеурочное время). Патрик схлопотал эссе по химии за то, что едва не отравил половину школы, наобум смешав все, что стояло на лабораторном столе. Из его колбы повалил едкий дым – и все в панике покинули помещение. Пришлось несколько часов провести на улице, пока в учебном корпусе работала усиленная вентиляция. Миссис Гибс на весь двор отчитывала парня, а Алекс и Доминик, согнувшись пополам, беззвучно ржали за спинами одноклассников.

– Соляная кислота? Очень смешно! – шипела Барбара в их сторону.

– Всегда готовы помочь другу приготовить правильное зелье, – сквозь смех выдавил Доминик.

Еще одной головной болью преподавателей стала Ника Харт-Вуд. На все претензии по поводу отсутствия школьной формы она равнодушно молчала. На математике ее даже выгнали из класса, отправив к директору писать объяснительную. Новенькую, казалось, нисколько не смутил этот жест: натянув капюшон на лоб, она спокойно покинула помещение. А вечером в гостиной Барбара рассказала всем про миссис Гибс, которая полчаса кричала в кабинете Шнайдера, требуя объяснений, почему Харт-Вуд до сих пор не отчислили. На общий вопрос: «И почему же» – Барбара закатила глаза и зловеще прошептала, что «все куплено, и Шнайдер в первую очередь».

– Видели бы вы сумму в чеке от ее опекуна, – вставила Дженни и одними губами произнесла: – Пять нулей.

Мари скептически скривилась, уверенная, что никто, и уж тем более Дженни, никакого чека не видел и видеть не мог, но вопрос, кем был опекун Ники и откуда у них такие деньги, заинтересовал ее.

С мисс Дикман класс снова встретился на следующий день. Ника так и не надела школьную форму, и заместитель директора по воспитательной работе сдержала свое обещание. Она не стала утруждать себя рассуждениями о пренебрежении школьными правилами и выяснять отношения с новенькой на виду у всех, а просто объявила об аттестационной контрольной, к которой нужно было подготовиться уже к следующему занятию, чем вызвала шквал негодований и возмущенных предложений касательно судьбы Харт-Вуд – от отчисления до публичной порки.

– Публичная порка? – вдруг шепнула Ника.

Мари удивленно взглянула на нее: девчонка смотрела в стол, но на ее губах играла едва заметная ухмылка.

– Об этом в брошюре не писали, – заметила Ника.

Когда прозвенел звонок и новая волна возмущений в коридоре затихла, Мари не выдержала.

– Слушай, ты ведешь себя как настоящая свинья, – прошипела она, стараясь не отводить взгляд от ее странных глаз. – Пусть ты приехала сюда скоротать год, развлечься, отдохнуть или еще что, да и кому какое дело, но не надо подставлять других. Что с тобой будет, если наденешь эту идиотскую форму?

Ника какое-то время молча смотрела на нее, и эти ее глаза неестественно синего цвета были мертвее мертвых, отчего Мари впервые за эти дни ощутила желание убежать от нее куда подальше. Но вдруг Ника коротко кивнула и вышла из класса, оставив Мари в недоумении.

Дело было не в форме, а скорее в том, чтобы вести себя так, как все, – нормально.

Но я ненормальная, я не смогу как все.

В этом было сложно признаться даже самой себе.

После литературы Ника покинула учебный корпус и направилась на поиски укромного местечка – того, где ее не сможет найти ни один школьник или преподаватель. Пробежала по аллее мимо футбольного поля, обогнула конюшни и, к своему счастью, обнаружила заброшенные лавочки и маленькие беседки с навесами, оклеенные светоотражающей лентой, – скорее всего, подготовленные для сноса или реконструкции. Идеальный объект для одиночек, уж за ним генерал Дикман вряд ли ведет наблюдение. Проскользнув под лентой, Ника опустилась на ступеньки одной из беседок и достала со дна рюкзака смятую пачку сигарет.

Реакция этих людей была для нее привычной: фи, негламурная, необщительная, замкнутая, не такая, как принято, дикарка, отброс. Подумаешь! Ничего нового. Только раньше Ника никогда не оказывалась в таком ограниченном пространстве. Даже в самой приличной школе всегда отыскивались похожие на нее. Можно было защищаться – после занятий коротать вечера в других компаниях, возвращаться в знакомую среду обитания. Всегда был баланс между тем, как надо, и тем, как хочется.

Остался ли на свете хоть один человек, который понимал ее молчание? Наверное, Джейсон мог бы, если бы бросил навязчивую идею сделать из нее человека. Он часто твердил, что, несмотря на все несчастья и неудачи, Ника могла бы наслаждаться простыми радостями подростковой жизни. Если бы захотела. Если бы поняла, что некоторым людям можно доверять, что не все предают и что люди умеют дружить и любить бескорыстно. Но чтобы все это получить, она сама должна стать чуточку мягче.