Толпа, приглушённо и печально гудя, потихоньку рассосалась. Рыбаки, собрав свои удочки и сумки с уловом, ушли по набережной вверх по течению, и на проклятом месте я осталась одна.

Наверное, чтобы сохранить мою психику, мозг отказывался рисовать картинку мёртвого тела мужа лежащего под толщей воды. Я, обхватив себя руками за плечи, в полном отупении, таращилась на водную гладь, с проплывающими по ней мусором и ветками. Поверить в произошедшее не получалось.

Меня словно выключило. Только ветер вдруг стал холодным и заставлял мелко трястись и стучать зубами.

Я не понимала, зачем я здесь стою и уйти тоже не могла. Чего-то ждала. Чуда. Или того, что сейчас, со смехом, со всех сторон начнут выходить люди и кричать: "Улыбнитесь! Вас снимает скрытая камера!". Интернет иногда показывал такие ролики с очень жестокими розыгрышами.

Но вокруг было тихо. Даже оставшиеся после всего произошедшего рыбаки, предпочли отойти от меня на приличное расстояние и только сочувственно косились в мою сторону.

– Ну что ты, девонька? Хочешь выпить немного? – всё тот же мужичок в кепочке неслышно подошёл сзади. – У меня самогончик есть. Выпей, тебе легче станет.

Я отрицательно покачала головой и снова повернулась к реке. Что я там хотела увидеть?

– Зря, а я выпью! Такое дело. Не каждый день у тебя на глазах живой человек тонет.

Мне дико хотелось развернуться и наорать на мужичка, послать его к чёрту, прогнать, затопать, в истерике, ногами.

– А вот и милиция. – кепочка суетливо звякнул стеклом в своей сумке и поторопился уйти. – Ты держись, девонька. У меня вот тоже жена... эх!

Мужичок тяжко вздохнул и засеменил подальше от подъехавшей милицейской машины, так и не рассказав, что случилось с его женой.

Из жёлтого с синей полосой УАЗика вышли два милиционера и, направляемые, машущими на меня, рыбаками, уверенно зашагали в мою сторону.

– Вы свидетель? – немолодой, грузный страж порядка снял форменную фуражку с засаленной по кругу полосой и вытер мятым платком пот со лба. – Рассказывайте.

Он мне страшно не понравился, разозлил, вызвал раздражение и неприязнь своим равнодушием и пренебрежением. Речь шла о моём муже, а не об украденном в толпе кошельке. Я поджала губы, сдерживая желание нагрубить.

– Представьтесь!

– Чё? – изумлённо колыхнулся под мятой, замусоленной рубашкой мент.

– Представьтесь как положено. С кем я разговариваю? – во мне проснулась взрослая я.

Второй милиционер – молодой, худенький, вытянулся в струнку и звонко отрапортовал:

– Младший сержант Ковалёв.

Толстяк нахлабучил засаленную фуражку на лоб и быстрым, чисто формальным жестом отдал честь:

– Сержант Иващенко. Что тут у вас произошло?

На этом мой запал кончился. Я снова задрожала и затравленно оглянулась на реку.

– У меня муж пропал.

– Утонул. – деловито поправил меня Иващенко.

– Он не мог утонуть. – согласиться с формулировкой милиционера, это как признать Пашину гибель. Я в неё не верила. – Паша – прекрасный пловец, спортсмен, будущий чемпион страны.

– Вот такие и тонут, как правило. Слишком самонадеянны. Думают, что им море по колено. – грузный Иващенко снова снял фуражку и вытер лоб платком. – А река, между прочим, вам не бассейн. Тут течение. И вообще... зачем он в воду полез?

– Паша мальчика спасал... – я уже едва сдерживала слёзы.

– И где мальчик? – заглянул мне через плечо в воду Иващенко.

Так и хотелось спросить его: " Сержант Иващенко, ты дурак? ", но я сцепила зубы. Пускай сам додумывает.

Не дождавшись ответа, милиционер грузно развернулся и пошёл к УАЗику, бросив через плечо:

– В машину пошли, протокол заполнять.

Худенький сержантик взял под козырёк и приглашающе махнул мне рукой в сторону жёлтого с синей полосой автомобиля:

– Пройдёмте в машину для составления протокола о происшествии.

Бумажная волокита выпила из меня последние силы. К концу я уже ничего не соображала, механически диктовала наши с Пашей данные и мечтала поскорее остаться один на один со своими переживаниями. Уйти с места я не могла. Казалось, что оставляю Пашку здесь одного. Понимала, что это бред и моё стояние на берегу ничего не решает, никак не поможет, но сердце рвалось к мужу. Где он сейчас? Жив ли? Всё говорило за то, что погиб. Но смириться с этой мыслью было невозможно.