— Воды и травяного чая — при отравлении важно много пить, моя интоксикация информацией еще отдается тошнотой и головокружением. В паре с тревогой, это ощущаться как угроза безопасности для бессознательного. Человеческое тело, сформировавшееся эволюционно с единственной задачей — выжить, в современном мире испытывает ежедневные перегрузки нервной системы. Два литра кофеина, пять часов совещаний, три часа пробок, мысли о кредитах, новостная лента, гигабайты информации, депривация сна, короткий отпуск или его отсутствие. Мы не успеваем привыкнуть к одной реальности, как прыгаем в другую. Информации так много, что ее невозможно обработать за сотню жизней. Для души, это легко, но для скафандра под названием «тело» — сверхзадача. А все вокруг говорят, нужно «быстрее, выше, сильнее». И мы забываем выдыхать. Оставить себя и мир в покое. Просто быть, осязать, видеть, чувствовать. Или закрыть глаза и погрузиться в глубину себя, глубже, чем мысли. В свое ядро. Где ты больше, чем имя, статус и роль. Где ты — частица бесконечности. Близкая к невозможной концепция для осознания через структуры «скафандра».

Становится спокойнее, открываю глаза, восприятие четче и ярче. Текстура светлой тюли, блики окна, тени комнаты. Ник с бутылкой воды и стаканом. Аромат его парфюма, идеально заправленная кровать, прохладное стекло в руке.

— Ты как? — замечая мое состояние спрашивает баритон и возвращает в здесь и сейчас. А я уже нормально, действительно нормально. Ничего критичного, ничего невероятного, ничего, что нельзя пережить. Просто жизнь с нотками желания обладать, послевкусием ревности и приправой из страха одиночества. Даже если бы у меня не было миссии и сжатых сроков, я бы чувствовала этот винегрет эмоций. «Скафандр» запрограммирован на программу эволюции, где быть одному — значит не помогать сохранению жизни. Если не продолжаешь род — не выполняешь программу и «скафандр» включает лампочку, как машина с низким уровнем масла. И сколько не сопротивляйся, тело найдет способ привлечь внимание. А не отреагируешь — покажут демо версию последствий: сначала тревожность и панические атаки, а если и это не сработает — запустят депрессию. Когда жизнь становится черно-белой а то, что раньше радовало и отвлекало от программ эволюции, теперь безвкусное, бесцветное, бессмысленное. Если и это проигнорируешь — активируется программа самоликвидации. «Скафандр» начнет ломаться. Либо везде понемногу, либо в одном месте, но сильно. Тебя пытаются «включить» в процесс. И многие включаются. Тело чудом исцеляется, взгляд на мир меняется, действия во благо человечества — эволюция довольна.

— Не знаю, с чего начать — Ник садится напротив меня на кровать, подложив под себя одну ногу. Он трет руками лицо, закусывает нижнюю губу. Это, конечно, волнение, но моя Богиня от таких визуальных образов перешла в отряд поддержки.

— С начала — говорю серьезно, но мы оба чувствуем, что это шутка и чуть отпускаем напряжение. Я хочу, чтобы он ощущал, что я не собираюсь винить его, осуждать или угрожать. Представляю, что мое сердце открывается или светится. Такая визуализация запускает идеодинамические феномены, когда мысль влияет на микропроцессы. Как если представить лимон, тело отреагирует выделением слюны, а ведь это всего лишь ментальный образ. Представляешь, что сердце открывается — и что-то в состоянии меняется. Тело хоть и «скафандр», оно невероятно сложно и технологично. Даю Нику время собраться с мыслями.

— Помнишь Кристину из нашего класса? — серьезное лицо тускло освещено, но мне видно глаза, неподвижно ожидающие реакции. Озадачено киваю. Он делает вдох и продолжает.

— На два класса младше училась ее сестра, Диана. Ты ее вряд ли помнишь с того времени. Я хорошо общался с Крис, потому что она была нормальной — звучит как оправдание. — Диана призналась мне в симпатии на нашем выпускном. Но я относился к ней как к ребенку, просто милая девочка. — пока рассказ кажется логичным. Ник больше не трогает лицо, погрузившись в воспоминания.

— В старших классах не до отношений было. Зачем мне с ней встречаться, мне … — он медлит, — короче, потом переезд в Америку. А там все по-другому — в этом слышится что-то болезненное. Наверное, время заграницей, в дали от семьи, в борьбе за внимание, статус и признание стало для него испытанием, а не возможностью. Минуту мы слушаем гул машин, доносящийся с самой длинной улице в мире.

— Она написала мне. Первое время несколько близких друзей оставались на связи, а потом как-то пропали. Диана и родители были единственными, кто напоминал о России. Но с мамой не обсудить всего, с папой тоже. Ты это уже поняла сегодня — красивые губы растягиваются в грустную улыбку, — поэтому переписка с Дианой стала как дневник на русском. Она поддерживала и казалась самым понимающим человеком на свете — в его рассказе было много искренности и переживаний, в носу защипало и я поймала слезу на щеке.

— Когда вернулся в город, предложил ей встретиться. Думал, что наша переписка — это своего рода особая связь. Хотел быть с ней. Думал, что хочу. Но первые же пару встреч, которые должны были стать чем-то типа продолжения, стали… — он подбирает слово и мне снова кажется, переводит — Пустыми. — выдыхает мужчина. И это отдается в груди разочарованием.

— Я понял, что не чувствую к ней того, что хотел почувствовать. Осталось ощущение обязательства, долга за годы поддержки. Был напуган. Потому, что она ждала от меня действий. И я сбежал, как трус — он потирает глаза, как будто пытаясь умыться. Его напряжение ощущается в комнате с пляшущими тенями от проезжающих машин.

— И сейчас, когда вернулся, предложил встретиться, чтобы объясниться. Тогда же мы столкнулись с тобой. Помнишь? — еще бы я забыла об этом эпичном падении и голом Валентине. Незабываемый вечер. Киваю, как будто между делом, как будто не было ни стыда, ни разодранной коленки, ни моего нечленораздельного мычания. Обычный вечер.

— Тогда я ей рассказал, как мог, о своем тупом поступке, попросил прощения и узнал, что она встречается.

— С Антоном? — неожиданно уточняю я. Ник отрицательно машет головой.

— Это выяснилось позже, когда мы уже обсудили, что остаемся друзьями. Я случайно увидел фото при второй встрече. Даже думал, шутка такая.

— Так у тебя с ней что-то было? — не выдерживаю напряжения. Субличности замерли с плакатами в ожидании ответа.

— Мы целовались один раз. Это считается? — серые глаза выглядят наивно и мило. Ну почему даже сейчас я думаю о нем с такой нежностью? Богиня хитро подмигивает, поправляя пеньюар.

— Это было, когда она уже встречалась с Антоном? — решаю уточнить, останавливая Богиню танком с Жириновским.