Новый импульс адской боли разорвал его плоть. А затем в свете новой вспышки, сквозь пелену и заливающую глаза кровь, он увидел свое собственное лицо, покачивающееся у него перед глазами. Франджони заорал, срывая горло, и почти сразу же одна из рук-пастей, скользкая от его крови, нырнула в его разинутый рот. Острые зубы сомкнулись на его языке возле самого корня. Томас замер, понимая, что сейчас лишится и языка. Но у курьера были другие планы — по крайней мере, пока.

— Идемте, мистер Франджони, — сказал он, похоже, вновь отрастивший рот на обычном месте. — Вы и так задержались. К тому же дети хотят поиграть. Бедняжкам не часто дают такую возможность.

Зубы, вонзившиеся в основание языка Томаса, потянули его вперед, и он покорно пошел, беспомощно мыча от боли и нелепо дергая окровавленными культями. Струи дождя обожгли обнажившееся мясо на месте его лица, словно кислота. Дождь был горячим.

Затем он увидел машину, к которой его вели. В ней, конечно, уже не было ничего от полицейского «форда». Это было какое-то дикое нагромождение уродливых, искривленных, переломанных костей, острых гребней, жвал и зубов. И удушливый смрад, исходивший оттуда, был еще хуже, чем от Марджори.

Последнее, что успел понять Франджони, прежде чем его затащили внутрь — Владыка, к которому он отправляется, вовсе не Христос. И даже не христианский дьявол.

О нет. Все гораздо хуже.

2013