Боевые гномы поселились у подножия Мрачных гор, и среди всех других гномьих племён считались самыми суровыми и опасными. Они назначили себя наблюдателями за Перепутьем, так как это была единственная статичная дверь между Этостороньем и Тостороньем. Племя решило, что дверь нужно охранять, а они являлись самыми подходящими для этой работы гномами. Числом почти в две сотни, Боевые гномы наблюдали за деревянной дверью, которая располагалась у самого основания горы.

Сегодня гора вела себя крайне неспокойно, и генерал Гнарли лично вышел понаблюдать за проходом с уступа на скале. На уступе, там, где внизу распахнулась дверь и вышел дворф, к нему присоединился небольшой отряд наилучших воинов.

— Что нам делать, генерал? — спросил Гнорман.

— Убьём его, — предложил Гник.

— Спокойнее, воины, — произнёс генерал Гнарли, пожилой гном, чей возраст приближался к семидесяти трём, и который успел пережить Великую Гномью Войну 1952 года. — Гнейл и Гнелли, отправляйтесь в Перепутье и убедитесь, что всё в порядке. Возвращайтесь как можно скорее.

— Сэр, есть, сэр, — отозвались Гнейл и Гнелли и спустились с горы ко входу.

— Странно, — проговорил Гнорман. — Давненько я не ощущал такого беспокойства.

Генерал Гнарли поморщился под седой бородой. Опыт научил его не спешить с выводами.

— Приглядывайте за дворфом, но пока подождём, что расскажут разведчики.

Роберт прикрыл нос, чтобы приглушить запах крови. Пол в помещении был выложен мраморной плиткой, стены были кремового цвета, похожие на те, какие можно встретить в домах стариков, длинная дубовая стойка и яркие флуоресцентные лампы. В стене справа располагалась массивная деревянная дверь, очень похожая на вход в Перепутье в Тосторонье. За стойкой виднелась круглая дверь с замысловатой резьбой, рядом с которой стоял большой металлический холодильник.

Роберт насчитал, как минимум, шестнадцать мёртвых пушистых белых кроликов, лежавших на полу, одного за стойкой и одного приколотого ножом к противоположной стене.

— Что здесь произошло? — спросил Роберт.

— Стой здесь.

Лили прыгнула за стойку, распахнула круглую дверь и нырнула в дыру, закрыв дверь за собой. Роберт стоял в одиночестве, в Перепутье, а теперь и в гробнице для мёртвых кроликов, и решил обдумать своё положение. Глубоко внутри него что-то шевелилось, он пока не был уверен, что оно ему нравится. У него было такое чувство, что до момента, когда он вошёл в Перепутье, его жизнь была совершенно реальной, что чувство непричастности, которое он испытывал ещё до того, как его усыновили, полностью подтвердилось. Несмотря на нахождение в незнакомом мире, несмотря на то, что его сюда притащила какая-то неизвестная женщина, чей питомец, фея, отправила его в нокаут, несмотря на то, что он был окружён пушистыми трупами мёртвых кроликов, несмотря на всё это, Роберт впервые ощутил, что в этом мире ему самое место.

Этот миг пролетел, и он осознал, что этих кроликов кто-то убил, и этот «кто-то» до сих пор мог находиться где-нибудь неподалёку. Нож он узнал, как тот же самый, что дворф держал в его ванной этим утром. Он выдернул нож из стены, позволив кролику упасть на пол.

Стена, через которую прошли Роберт и Лили, слегка замерцала, и сквозь неё прошёл высокий мужчина со светлыми волосами, точёными чертами лица и ярко-голубыми глазами. Роберт взглянул на высокого мужчину, на окровавленный нож в своей руке, на мёртвых кроликов, разбросанных по комнате, затем снова на высокого мужчину, на лице которого уже начал проявляться гнев и ярость. Роберт понял, как всё это могло выглядеть, и выронил нож, после чего, подумал, что от этого стал выглядеть ещё более виновным.

С левой стороны послышался скрежет, и не успел Роберт начать объяснять свою невиновность, как ему на голову прыгнули два гнома, отчего он попятился, споткнулся о мёртвого кролика и ударился головой о стойку. Обморок, ставший уже близким другом Роберта, навестил его ещё раз.

Катаклизм, который он вызвал, произошёл по чистой случайности. Это была полная противоположность той унылой посредственности, которая заставила его дремать, и которая вернула его в сознание, а, может быть, и вернула к жизни. Из всех миров, которые он посещал в прошлом, настоящем или будущем, здесь он меньше всего осознавал себя и своё существование.

Тысячи лет он был стёрт из реальности и болтался там, где никто даже не смел на него взглянуть. Он отчётливо осознавал, что ещё не полностью овладел собой, и как бы ни пытался, пока не мог принять телесную форму. Где бы он ни дрейфовал, искры его способностей впадали в безумие. Он понимал, что так и будет, пока он не научится сдерживать себя.

Его сущность влетела в Тосторонье над разломанным кофейным столиком в квартире Роберта Даркли. Что бы ни вытащило его, оно находилось здесь, в этой квартире. Некое событие, несмотря на то, что единственной его жертвой оказался кофейный столик, оказало такое же большое влияние как на его родную реальность, так и на эту, подобно вызванному им катаклизму.

Домохозяйка Роберта, Гертруда, разговаривала по телефону со своей подругой Беатрис, частично вышедшей на пенсию учительницей, которая проживала свою жизнь согласно строгому плану. Давным-давно Гертруда и Беатрис выяснили, что были слишком увлечены собой, чтобы быть друзьями и, как следствие, за последние пять лет практически не встречались. Вместо этого они смирились с еженедельными телефонными разговорами, в ходе которых Гертруда могла пожаловаться на трудности своей жизни, а Беатрис могла в ответ пожаловаться на свои болячки. Что же касается точности определения, эту беседу было сложно назвать разговором.