— Это всё артрит, понимаешь, каждый раз обостряется, как дождь идёт, — жаловалась Беатрис.

— Знаешь, я всегда подавала надежды стать примой в Королевском Балете, — отвечала ей Гертруда. — А потом в семьдесят девятом меня сбил автобус, лишил всех шансов, тогда-то мой Джим и купил мне эту квартиру, где я сейчас и живу. Никогда не хотела быть домохозяйкой, так много неблагодарных жильцов.

— Ощущение такое, будто у меня кости заледенели, что даже с постели встать не могу, а ты знаешь, как я люблю вставать спозаранку.

— Я весь день горбачусь, чтобы это здание не рухнуло, гоняюсь за ними, чтобы они вовремя платили, а им плевать, просто, плевать, понимаешь!

— А ещё эта сыпь. Кажется, это из-за того, что я сменила моющее средство для прачечной, не надо было этого делать, всё красное и чешется.

— Разумеется, мне до сих пор нравится смотреть балет по телевизору, когда его там показывают.

— Доктор дал мне какую-то мазь, но она, кажется, не действует. И пахнет мерзко.

— Я очень неравнодушна к балетным пачкам. Всегда нравились хорошие пачки. Конечно, если я сейчас её надену, то стану похожа на гиппопотама.

— А потом эту мазь съела собака. Бедняжка так и какалась, не переставая.

— Знаешь, что меня раздражает в такой погоде, так это то, что один жилец сегодня зашёл и залил весь чистый пол. Разумеется, я снова вызову уборщика, чтобы он всё переделал, можешь представить, во сколько мне это встанет.

— Конечно, это необычное дело, у моего Рексуорта такая чувствительная пищеварительная система.

— Несмотря на то, что этот уборщик — весьма милый человек, немного молод для меня, но я постоянно ловлю его взгляды на себе, когда распускаю бигуди. Это, конечно, лестно, но совершенно неуместно.

В дверь Гертруды постучали. Неведомо для неё, ткань реальности оказалась потревожена бесплотным существом, только что влетевшим в квартиру Роберта Даркли на третьем этаже. Это знание, обладай она им, возможно, повлияло бы на её решение открыть дверь.

— Ой, Беатрис, прости, но мне стучат. Я тебе перезвоню, — сказала Гертруда и повесила трубку, не дожидаясь ответа. Большая часть их разговоров заканчивалась именно таким образом.

Реальность, известная Гертруде за пределами квартиры, перестала существовать, и была заменена чем-то совершенно иным. Гертруда распахнула дверь с уверенностью женщины, намеренной обругать того, кого она ожидала, а именно очередного жильца, явившегося жаловаться, что у него что-то протекает, не работает, или воняет. Неожиданно для неё коридор снаружи квартиры превратился в джунгли с водопадом, красивыми цветами и разнообразными животными, среди которых ярче всего выделялся гиппопотам в розовой балетной пачке.

Гертруда взвизгнула, отчего один из её бигуди размотался, и захлопнула дверь. Она подбежала к кухонному шкафу, схватила переносной телефон и бутылку скотча, затем распахнула занавески в гостиной и обнаружила, что Лондон перевернулся с ног на голову, в буквальном смысле. Весь город свисал сверху вниз с того места, где обычно было небо, а люди сыпались туда, где в данный момент находилось небо. Мимо её окна пролетел гиппопотам в розовой пачке. Она запахнула занавески обратно.

Гертруда гордилась своей способностью сохранять хладнокровие в моменты кризиса. Она сделала глубокий глоток из бутылки со скотчем и набрала 999.

— Экстренная служба, куда я могу перенаправить ваш звонок? — раздался серьёзный голос на том конце провода.

— Дайте полицию, и пожарных, и мэра! Надо поднять армию. Лондон перевернулся вверх ногами, а в моем коридоре джунгли.

— Мэм, вы выпивали?

— Нет, — ответила Гертруда и сделала ещё один глоток. — Послушай, идиот, думаешь, я всё выдумала? Я не пьяная. У меня там за дверью бегемот в балетной пачке. Приходи, и сам посмотришь. А, наверное, ты не можешь, потому что висишь кверху ногами. Сейчас мне кажется, ты чересчур спокоен для того, кто висит вверх ногами.

— Послушайте, дамочка, лягте, поспите и всё будет хорошо, — произнёс оператор и повесил трубку.

Гертруда допила остатки скотча, перевернула бутылку, чтобы воспользоваться ею в качестве оружия, и в этот момент в её дверь постучали. Она подкралась к двери, покрепче ухватила бутылку, распахнула дверь и издала такой вопль, которым гордился бы индеец из племени апачи.

Миссис Тиббот была слегка не готова к тому, что Гертруда набросится на неё, размахивая пустой бутылкой из-под скотча.

Гертруда в последнюю минуту осознала, что нападает на семидесятилетнюю старушку, которая, возможно, дальше всех находилась от гиппопотама в балетной пачке. Всем было известно, что семидесятилетняя старушка — на самом деле, не находилась дальше всех от гиппопотама в балетной пачке. Дальше всех от него находился вомбат в пеньюаре, печально, но факт.

Гертруда выпустила бутылку из-под скотча, та разбилась о стену коридора и засыпала осколками миссис Тиббот. Она закричала и зашаркала по коридору настолько быстро, насколько позволяли ей её семьдесят лет.