Шрифт:
— Останетесь здесь, — поправил его собеседник.
— Но они могут найти ее слишком поздно!
Агент повернулся и направился к входу в церковь, но спецназовец поднял свою штурмовую винтовку AR-15.
Бакстер поспешила вмешаться:
— Все в порядке, — сказала она бойцу, перегородила Рушу дорогу и оттолкнула его.
От боли тот схватился за грудь.
— Хочешь, чтобы тебя убили? — спросила она. — Ты же говорил мне, что не ищешь смерти, помнишь?
— Она все еще там! — сказал Руш. — Может быть… Если я только…
— Ее больше нет! — заорала она и тут же понизила голос до шепота: — Ее нет.
Донесся приглушенный грохот… и весь фасад церкви вспучился и взорвался, полыхнув на всю улицу огромным огненным шаром. Засвистели разлетающиеся во все стороны осколки стекла. Бакстер и Руш отшатнулись, зажав руками уши. Дорогу вокруг затянуло облако дыма, впивавшегося жалом в глаза Эмили, пока она не потеряла способность видеть. Под веки будто кто-то сыпанул песка. Потом она почувствовала, что Руш взял ее за руку. Она не понимала, куда он ее ведет, пока не открылась дверца машины.
— Садись! — заорал он, с силой захлопнул дверцу, а сам забежал с другой стороны и тоже забрался внутрь.
Бакстер опять могла дышать и терла глаза до тех пор, пока не смогла их открыть.
Они сидели в патрульной машине, брошенной посреди перекрестка. Лицо Руша сливалось с пеленой проплывавшего мимо окон грязного дыма. Стало темно, словно раньше времени наступили сумерки.
Никто из них не проронил ни звука.
Когда Бакстер смогла мысленно подвести итоги событий последних двадцати минут, ее затрясло.
И тут громыхнул второй взрыв.
Эмили схватила Руша за руку, ее дыхание участилось. На этот раз рвануло не в церкви, а где-то ближе, хотя где именно, они сказать не могли, потому что видимость ограничивалась лишь салоном патрульного автомобиля. Когда взорвалась третья бомба, Бакстер закрыла глаза. Потом почувствовала, как Руш обнимает ее за плечи — во время четвертого, последнего, взрыва.
Пелена вокруг постепенно рассеивалась, за окнами машины стало светлеть. Бакстер оттолкнула Руша, вышла из автомобиля и тут же прикрыла рукавом нос и рот. Оперативника реагирования нигде не было, скорее всего, после первого взрыва он укрылся внутри. Дамьен открыл дверцу и тоже вышел.
Когда вверх взметнулись первые исполинские клубы черного дыма — Нью-Йорку этот образ был слишком хорошо знаком — небо над центром города изукрасили языки пламени.
— Где это? — спросила Бакстер, не в состоянии сдержать слез.
— Таймс-сквер, — прошептал Руш.
Тишина сменилась оглушительным ревом сирен, взвыли сигналы тревоги, под ногами приближавшейся человеческой лавины загудела земля.
— О господи, — ошеломленно кивнула Бакстер. Они беспомощно стояли и смотрели, как горит город.
Сеанс первый
Вторник, 6 мая 2014 года,
9 часов 13 минут утра
Несмотря на спешку, Лукас Китон понимал, что не сможет покинуть дом, зная, что фотография в рамке висит криво. А даже если бы и попытался, то все равно потом бы вернулся, проехав пять минут, и в итоге опоздал еще больше. В дверь опять постучали, он подошел к снимку, аккуратно приподнял его угол и выровнял, прилагая мужественные усилия, чтобы не зацикливаться на похороненных за стеклом воспоминаниях… но ему, как всегда, не хватило силы воли — у этой стены он часто стоял часами, погрузившись с головой в прошлое, овеянное розовой дымкой идеала.
Лукас не мог слышать настойчивый стук в дверь, завороженно глядя на снимок: он с женой и двумя сыновьями в футболках «Юниверсал студиоз» весело смотрят в камеру.
Лукас сосредоточил все внимание на своем прошлом «я». Он тогда носил густую бороду; из-под безвкусной футболки из магазина сувениров уже слегка выпирал животик, но невзрачные, жесткие как щетина волосы покрывали начавшую лысеть голову куда больше, чем сейчас. Он заученно улыбался, придавая лицу то же выражение обезличенного, лицемерного счастья, к которому прибегал, когда общался с прессой или снимался для рекламы.
Он вроде бы был рядом с ними, но мыслями витал где-то далеко, думая о важных делах. Теперь он презирал себя за это.
Барабанивший в дверь человек переключился на пронзительный звонок, положив конец его сеансу самобичевания. Лукас направился к лестнице, прошел мимо большого зеркала в холле, на ходу проверив галстук, и поспешно поднялся по ступеням.
— Прошу прощения за беспокойство, господин Китон, но мы опоздаем, — извинился водитель, как только он открыл дверь.
— Не стоит извинений, Генри, — улыбнулся Лукас. — Если бы ты меня не беспокоил, я бы никогда и никуда не успевал. Прости, что заставил тебя ждать.