— Их черепа — единственная часть тела, которая быстро не разлагается, — сказал он, снова вонзая копье в землю. — Если держать их рядом, это может заставить остальных немного меньше рваться во двор.

Я поморщилась от отвращения, когда он насадил на кол следующий череп. Некогда белые глаза в глазницах скелета сморщились и почернели, как старые виноградины. Абсолютно отвратительно.

— Я не могу просто так держать отрубленные головы у себя во дворе, — сказала я.

— О, пардон.

Леон повернулся ко мне лицом.

— Разве они не соответствуют твоей эстетике? Смерть больше соответствовала бы твоей эстетике?

Он сделал паузу, окинув меня долгим взглядом с головы до ног. Его взгляд задержался на моей шее, на многочисленных засосах, которые он там оставил, и он садистски ухмыльнулся.

— Красный и фиолетовый тебе очень идут.

Мои щеки вспыхнули, когда я потерла шею. Каждый день после нашего свидания на кладбище я испытывала головокружительное удовольствие при виде этих отметин. Они олицетворяли экстаз от перенесенной мной боли. Они были алой буквой, клеймящей меня как порочную, похотливую девчонку.

— Я должен выкрасить твою задницу в тот же цвет за все неприятности, которые ты мне доставила, — проворчал Леон, и я зашипела в знак протеста. — Потерять чертов гримуар…тебе следовало вернуть его мне с самого начала, в Св. Таддеусе. Теперь мне приходится обегать весь Тихоокеанский Северо-запад, чтобы отследить эту штуку.

— Боже, ты сегодня еще больший засранец, чем обычно.

Я скрестила руки на груди. Как по маслу, мое неистовое возбуждение от его угроз вспыхнуло снова. Если, отшлепав меня, он почувствует себя лучше, черт возьми, он мог бы пойти на это.

Как я уже сказала, чувства самосохранения у меня нет.

Продолжая следовать за ним, я начала понимать, насколько усталым он выглядел. Его руки были грязными, на спине рубашки виднелась дыра, на шее и в растрепанных окровавленных волосах виднелись пятна грязи, а поверх рубашки на плече была

едва заметная грязно-красная рана. Я сглотнула, вспомнив сочащуюся кровь, которая была пару ночей назад.

— Ты голоден? Тебе нужно перекусить или что-нибудь в этом роде? Это тебя успокоит?

Он только хмыкнул, выбирая следующее место для демонстрации отвратительного защитного заклинания.

— Зачем ты вернулся сюда, Леон? — сказала я, когда он вонзил последнюю голову и провел грязной рукой по волосам.

— У меня нет гримуара, и я не отдам тебе свою душу.

Его глаза вспыхнули, когда он пристально посмотрел на меня.

— Так зачем же ты потрудился прийти?

— Пустая трата времени, — пробормотал он. Он засунул руки в карманы, глядя на меня так, словно хотел сказать что-то еще, его губы сжались в тонкую, жесткую линию.

Я шагнула ближе, сокращая расстояние между нами. От него не пахло потом, чего я могла бы ожидать от человека, который всю ночь бежал по лесу. Вместо этого от него все еще слабо пахло древесным дымом и лимоном, такими успокаивающими запахами, от которых мне захотелось прижаться поближе и закрыть глаза.

Я потянулась к вырезу его рубашки, но он не пошевелил ни единым мускулом. Я осторожно стянула её вниз, обнажив остальную часть красной, зловещей метки, которую я могла видеть на его горле. Но это было гораздо хуже, чем просто отметина. Рваная открытая рана тянулась по его груди. Кожа была разорвана, рана глубокая, сквозила сквозь его татуировки. Она потемнела от грязи, покраснела и распухала. Мои глаза расширились, когда я уставилась на него.

— Леон…

— Заживет, — твердо сказал он. — Звери нанесли сильный удар. Я пытался быть осторожным…

Его голос понизился, почти незаметно, когда он сказал:

— Я не… не хотел причинять боль коту.

— И ты хромаешь.

Я нахмурилась.

— Ты ранен, Леон.

Он прочистил горло и сделал шаг назад, вытаскивая мою руку из-под своей рубашки.

— Ничего страшного. У меня бывало и похуже.

Но это не было пустяком. Это была рана, которую он получил, пытаясь защитить меня, пытаясь защитить Чизкейка. Он скорее позволил бы причинить себе боль, чем рискнул бы причинить вред животному, которое я любила. Он мог бы позволить Чизкейку умереть и бросить меня на произвол судьбы.

Но он этого не сделал.

Какого черта этого демона волновало, умру я или нет?

— Там грязь, — сказала я. — Это может привести к заражению…

— Демоны исцеляются гораздо лучше, чем люди. Все в порядке.

— Заходи внутрь.

Я махнула рукой в сторону дома.

— Позволь мне прочистить её.

Он быстро заморгал. Это было незаметно, но когда он переводил взгляд с меня на хижину, он действительно выглядел смущенным.

— Зайти?

— Да. Зайди. Прими душ. Хотя бы дай мне прочистить рану.