— А, ну что ж… вместо этого мы получили еще один неприятный сюрприз. Я думал, он собирается разорвать нас в клочья, пока Эверли не приласкала его, как ягненка. Нам повезло, что ведьма согласилась поговорить с нами. Если бы она не захотела, что ж…

Он вздрогнул.

— Я бы сейчас здесь не стоял. Этот Архидемон убил бы нас обоих.

— Как его зовут?

— Каллум.

Зейн стряхнул пепел по ветру.

— Никогда о нем не слышал. Он древний. Насколько я могу судить, он уже давно выбрался из Ада.

— Возможно, ковен призвал его давным-давно и заключил с ним сделку

— Возможно. Черт, я бы остался здесь ради души ведьмы.

Он многозначительно взглянул на меня.

— Нужно сделать так, чтобы проблемы стоили того.

— Да? Все эти неприятности с Джунипер того стоили?

Он резко выдохнул.

— Она маленькое чудовище. Порочна как черт, тело как у гребаного суккуба. Это того стоит.

Ночь становилась все холоднее, пока мы стояли, передавая косяк в темноте. С Зейном я всегда ощущал одно и то же: всегда постоянный, единственный неизменный на протяжении нескольких столетий моей жизни. Мы могли бы расстаться на десятилетия, как будто это ничего не значило, а потом провести еще десятилетия в компании друг друга.

Вой пронзил ночь, и мы с Зейном посмотрели в сторону деревьев на дальней стороне берега. Темные, длинноногие фигуры пробирались сквозь тени, словно огромные пауки на охоте.

Зейн сплюнул в песок.

— Гребаные Эльды. Прошли столетия с тех пор, как я видел их так много в одном месте.

— Они охотились за Рэйлинн, — мрачно сказал я. — Выслеживали ее дом. Они объединяются в стаи. Я чуть не потерял из-за них руку.

Я пошевелил плечом, где болезненность все еще оставалась глубоко, около кости. В конце концов, это заживет.

— Они и за Джунипер охотились, но она достаточно хорошо держится. Однако они выкопали ее брата со двора.

— Маркуса?

Он кивнул.

— Она похоронила его во дворе своей хижины, а звери выкопали его.

Я покачал головой.

— Она спустилась в шахту и вытащила его тело?

— Да. Я пошел с ней. Я бы не рекомендовал этого делать. Ужасное место.

Мне пришлось рассмеяться. Я чувствовал жалость к себе, но, по крайней мере, Рэйлинн не тащила меня прямо к порогу Бога.

— Она сумасшедшая.

— Полностью. Следующими она отправится за Хэдли, — он ухмыльнулся мне. — Не думаю, что смогу убедить ее оставить старого ублюдка, чтобы ты мог убить его.

— Мертвый есть мертвый.

Я пожал плечами.

— Скажи ей, чтобы поторопилась. Достаточно трудно сохранять Рэйлинн в живых. Чертово чувство самосохранения этой девушки сломано.

— Если она проводит время с тобой? Определенно.

— Придурок.

Я толкнул его костяшками пальцев в плечо, поворачиваясь, чтобы уйти и он поймал мое запястье, удерживая меня.

— Эй. Не дай себя убить, — тихо сказал он.

Я усмехнулся.

— Со мной все будет в порядке.

— Ты будешь безрассуден.

— Это еще не убило меня…

Его пальцы переместились с моего запястья к горлу, сжали, дернули меня вперед, так что мы оказались лицом к лицу.

— Не дай. Себя. Убить.

Каждое слово подчеркивалось сжатием. Полоска на его языке блеснула серебром, когда он заговорил — метка, которую я поставил там давным-давно.

— Понял, малыш?

Я нахмурился.

— Я чертовски ненавижу это

— Знаю.

Он отпустил меня, оттолкнув, и сделал еще одну долгую затяжку косяка.

— Позови меня, если я тебе понадоблюсь.

— И тебе лучше сделать то же самое.

Я зашагал по пляжу к дороге, где под мерцающим уличным фонарем был припаркован грузовик. Как раз перед тем, как я добрался до него, я обернулся и крикнул:

— Эй! Я чертовски разозлюсь, если ты умрешь!

Он рассмеялся.

— Ну, я не пытаюсь разозлить тебя, Леон. Я видел, что случается с бедолагами, которые это делают.

Я тоже люблю тебя, придурок.

31 Леон

Координаты, которые дал мне Зейн, отправили меня вглубь северо-западных лесов. Вечно влажных и ярко-зеленых, воздух насыщен запахами почвы и естественной гнили, и вскоре я уловил аромат, который искал: нежно-сладкий и острый, как ягоды, раздавленные в сосновых иглах. Магия ведьмы пропитала воздух так же верно, как дождь. Неизбежно и безошибочно.

Гримуар был ее наследством по всем человеческим правам, но мое имя, мой герб и моя свобода, которая зависела от этого, принадлежали мне. И я заберу его, так или иначе.