– Ну, а ты-то что рисуешь? – мальчишка провел пальцем по одной из линий, на которой было написано «Золий». Она держалась как-то обособленно, эта линия, изредка пересекаясь или сплетаясь узелком с прочими, – где причины, где следствия? Где эта самая цепь? Ничего здесь не понять, на твоем рисунке.

– Это потому что я пытаюсь учесть все возможные варианты, – пробурчал Магистр, – их слишком много и готов дать голову на отсечение, что я так и не смог продумать все.

– Почему же? Ты ведь считаешь себя таким умным!

– Да потому что каждый человек думает по-своему, – Магистр пожал плечами, – неужели это не очевидно? Я не могу перевоплотиться, скажем, в императора Квентиса, чтобы точно сказать – а что ему может стукнуть в голову.

Он в раздражении поглядел на мальчишку.

– Ну, теперь ты от меня отстанешь со своими дурацкими вопросами?

Тот ухмыльнулся.

– Пожалуй. Я не буду тебя отвлекать некоторое время… А ты рисуй, рисуй… вдруг да получится? Мне тоже интересно.

Он наклонился к схеме, проследил за линией с пометкой «Миральда».

– А что с этой будет?

– Возможно, она в конце концов сделает нечто полезное для всех, – пробормотал Магистр, – а, возможно, и не доживет до того дня. Все зависит от поведения вот этой линии.

И черкнул ногтем по паперу.

– Но здесь нет никакой метки, – мальчишка почесал затылок, – почему?

– Видимо, у того, кому предназначена эта судьба, нет имени.

Тут магистр решил, что и без того слишком долго возится со своим надоедливым приятелем. В коне концов, схема получалась крайне любопытной, и он намеревался провести еще часок-другой за распутыванием клубка.

– Ну, иди, иди. Дай мне подумать, в конце концов!

Мальчишка шмыгнул носом.

– Эх, жаль, что ты меня прогнал. Мы бы вместе… Таких дел наворотили!

– К сожалению, это невозможно, – сухо ответствовал Магистр, – иди, прогуляйся. А я, может быть, набело перерисую схему.

… Оставшись в одиночестве, он уселся за стол, обхватил руками голову и задумался. На зеленоватом листе папера сплетались и расходились нити судеб, и на них были нанизаны кружки тех событий, которые могли произойти. Магистр в отчаянии еще раз оглядел свою схему, и ему пришла в голову замечательная мысль: а что, если ввести новое понятие, «вероятность» еще не случившегося? Скажем, нулем можно будет обозначить то событие, которое никак не может произойти, единицей – то, что грядет обязательно… Тогда можно было бы облегчить себе задачу, и заниматься только теми линиями, где, после сложения всех единиц, получится большее число.

И тут же осекся. Ведь далеко не всегда вероятность можно оценивать как «точно произойдет» или «вовсе не случится»! Всегда будут оставаться события, для которых не скажешь – войдут они в историю мира или нет… Магистр вздохнул. Получался из его схемы какой-то замкнутый круг. Вернее, густая сеть из кривых и кружков, в которой разобраться под силу лишь, наверное, Хаттару Всеобъемлющему…

А все начиналось так просто! С книг, привезенных из Дэйлорона, которые он начал читать одну за другой, с трудом разбирая витиеватый почерк дэйлор. С особым интересом Магистр читал книги предсказаний, старые и потрепанные; как вечному невольнику Отражений ему было любопытно разобраться – а когда же, собственно, настанет конец всему?

Он разбирал пророчества о Последнем Магистре, нашел несколько стихов о Последнем Короле, который должен был погубить свой народ и одновременно дать надежду. Затем, к собственному удивлению, обнаружил кое-что любопытное о той сущности, что называли колодцем Памяти, и под конец наткнулся на сказание о чудовище на троне врагов, разрушающем все сущее. Тут не нужно было особо ломать голову, чтобы понять, о ком идет речь. Магистр достаточно хорошо разобрался в характере Квентиса Доброго, чтобы поверить в скупые строки древних предсказаний. Книга завершалась высокопарными заявлениями, провозглашением написанного той истиной, что непременно сбудется. И трудно было с этим поспорить.

А затем Магистр нашел еще несколько книг предсказаний (видимо, древние дэйлор увлекались прорицанием будущего), и их содержимое повергло его в тягостные размышления. Оказывается, всего, что было упомянуто в первой книге, могло и не быть, если бы… Если бы участники событий принимали бы другие решения. Воистину, все повернулось бы иначе!

Магистр читал и читал; он не нуждался ни в сне, ни в пище, и даже не старился, а потому мог тратить на чтение столько времени, сколько заблагорассудится. Он нашел слова о великой болотной ночнице, предостережения о том, что если сын волшебницы и слуги, убитого своим господином, заглянет в колодец Памяти, мир будет висеть на волоске от гибели, и все будет зависеть от решения, принятого одним-единственным человеком. И, ежели тот человек пойдет по одному пути, мир очистится. Ну, то есть все погибнет, и все когда-нибудь возродится…. Кроме того, великая ночница тоже могла внести свою лепту в историю, но это в том случае, ежели доживет…

В конце концов Магистр запутался окончательно. Даже он, проживший на свете шестьсот лет, не мог составить стройную логическую цепочку из той чепухи, что несли прорицатели дэйлор. И тогда он решился на отчаянный шаг: построить схему наподобие схемы взаимодействий вещей, только здесь вместо вещей будут события, а вместо силовых линий – судьбы. В итоге… задача казалась неразрешимой.

Магистр сидел, слепо уставившись на свое творение. Его палец скользил по линии с меткой «Гиллард» до тех пор, пока она не пересеклась с линией «Миртс, вампиресса». Он усмехнулся и вывел над этим, одним из нескольких возможных событий единицу. По крайней мере, хоть капля определенности в мутном океане «может быть».