А еще спустя две недели он ввязался в это проклятое восстание. Приехал Карл де Санчо. Заперлись в кабинете, взяв с собой две бутылки коньяка. И вот результат: ты здесь, в качестве Смерти.

— Он убил моего мужа. Отрубил голову подруге.

— Я не оправдываю его, но муж — война, судьба, он сам пришел в Кардес, подруга — пыталась отравить, я бы сама ее придушила. Ты же это понимаешь. Так почему ты здесь, ведь и тебе больно?! — Кармен почти прокричала последнюю фразу.

— Это не все. Это не все… Я кричала ему: «Пощади Анну!» В ответ: «Граф не хочет вас видеть». И он срубил ей голову. Мне стало плохо. И боль, жуткая боль в низу живота… Выкидыш. Он убил моего ребенка, Кармен! Мою кровиночку, моего малыша. — Девушка уже не могла говорить, спрятала лицо в ладонях, заплакала навзрыд.

Кармен встала и обняла ее.

— Поплачь, Патриция, поплачь. Легче станет. Сама знаю, — по щекам Кармен текли слезы, — я тоже через это прошла.

Девушки плакали, обнявшись, не замечая того, что легкий дождь закапал с неба.

Наконец Патриция успокоилась, залпом выпила остатки вина. Посмотрела на себя.

— Мы промокли до нитки, так что нет смысла бежать под крышу, — попыталась улыбнуться Кармен.

— Скажи, а твой ребенок — кто был его отец? — спросила Патриция.

— Риккардо — кто же еще? Он был отцом моей девочки.

— Что случилось? Он заставил тебя избавиться от ребенка?

— Что ты, Пат, наоборот, он радовался, когда узнал, что я беременна. А я, дурочка молодая, еще это долго скрывала. Не берегла себя по глупости — упала с лошади. Выкидыш. Больше забеременеть мне не удается. Медик говорит, что это навсегда…

— Брось, Кармен, ты еще молода, выйдешь замуж, родишь детей, мальчика и девочку, — горячо убеждала ее Патриции, но Кармен лишь печально улыбалась.

— Пойдем в дом, Патриция, примем ванну, иначе простынем. Обидно будет кашлять летом, — сказала она и взяла Пат за руку.

Де Вега не стал возвращаться в Мендору, после того как Санчо насильно увез его оттуда. Он понимал: вернуть потерянное нельзя. Но легче от этого не становилось. Граф запил, забросил все дела, целыми днями либо сидел, закрывшись, у себя в кабинете, либо гулял по лесам, окружавшим город.

Кармен пыталась его образумить, привести в нормальное состояние, вернуть к жизни, но все напрасно. Уговоры, мольбы, просьбы, даже угрозы не помогли. Когда друзья навещали его в Осбене, Риккардо на пару дней становился прежним — веселым, жизнерадостным. Но гости рано или поздно уезжали, и огонь в его глазах затухал.

Любой разговор с ним переходил на Патрицию дель Карпио. Риккардо проклинал Васкеса, себя, судьбу, свою неверную невесту.

— Почему?! — кричал он. — Почему?! Ведь я так ее люблю!

Он писал указания людям, неизвестным Кармен — хотя она вела всю его переписку, — прятал от нее эти письма. Щедро рассылал золото. Планировал что-то странное, непонятное и пугающее.

Кармен видела — он сходит с ума, погибает. Однажды, отобрав у Риккардо бутылку коньяка, она привела его в залу, где на стенах висели портреты тринадцати графов Кардесов.

— Риккардо! — кричала Кармен. — Посмотри, Риккардо! Вот твой отец. Твой дед. Твои предки. Герои, властители, воины, полководцы и дипломаты. Что ты скажешь им, когда умрешь? Что ты скажешь, глядя в глаза отцу? Зачем ты живешь? Что хочешь от жизни? Неужели эта шлюха смогла тебя сломать?

— Замолчи! — взвился он.

— Только упоминание о ней еще может тебя расшевелить. Где ты, Риккардо? Где ты, тот человек, которого я люблю?

Де Вега молчал.

— Посиди здесь и подумай над моими словами. Может, хоть предки твои смогут тебя вразумить! — Кармен выбежала в слезах и закрылась в своих покоях. Она не знала, как спасти Риккардо.

К ее удивлению, де Вега сам зашел к ней; сколько времени прошло, она не помнила.

Граф был трезв, суров и решителен. В глазах его мелькали отблески неведомого пламени.

— Спасибо, Кармен, — он нежно поцеловал ее. — Ты спасла меня. Подсказала выход. Я этого никогда не забуду.

Вскоре Риккардо в одиночку ушел на Спящую гору, спустился через два дня, придерживая левую руку, замотанную в плащ. Обрезанную по запястью охотничью перчатку, что появилась на ней следующим утром, граф больше никогда не снимал. Даже когда спал. Может, только в ванной, но туда Риккардо к себе никого не допускал.

Мылся сам, не пуская слуг подливать горячую воду.

Он сжег портреты Патриции. Этому Кармен была только рада. Портреты сжег, а пепел развеял. Больше о Патриции он не говорил ни слова.

Подданные не узнавали своего графа. Он изменился. Стал жестче, решительнее, сразу взялся за запущенные дела. Разбирал тяжбы, намечал планы на десять лет вперед: строительство дорог, привлечение новых переселенцев, расширение шахт, развитие торговли. Он спал по четыре часа в сутки, путешествуя по графству из одного конца в другой, желая быть в курсе всех дел.