Это другое платье. Короткое черное, с облегающей деталью под грудью. На груди серебристым шелком вышита надпись Signora Fortuna22, и я могу только предположить, что это название яхты.

Это милое платье, и оно кажется дорогим на ощупь. Однако, глядя на себя в зеркало, я понимаю, что моя прическа и макияж слишком неряшливы, чтобы их можно было похвалить. Мои волосы будет практически невозможно спасти без хорошего мытья и сушки феном, поэтому я довольствуюсь быстрой сушкой феном, а затем собираю их в высокий хвост. Вытерев тушь, стекающую по щекам, я достаю свою косметичку и добавляю немного красной помады и пару серебряных колец, о которых забыла.

Я делаю шаг назад и любуюсь своей работой. Знакомое удовольствие пробегает по телу, мне всегда нравилось наряжаться. Наверное, потому, что это всегда было важной частью моего ночного ритуала. Я вынимала бигуди из волос, снимала халат и надевала свое самое новое украденное платье. Затем я подкрашивала губы и брызгалась духами, после чего выходила из своей дерьмовой квартиры и направлялась в гламурное казино с намерением обшарить карманы мужчин.

Le sigh23. Вот это были деньки.

Поцеловав салфетку, чтобы удалить излишки помады, я приостанавливаюсь, прежде чем выбросить ее в мусорное ведро. Что-то озорное вспыхивает во мне, и вместо этого я оставляю ее лежать на туалетном столике. Я не знаю, зачем я это делаю, но знаю, что не уберу ее. В книге «Криминальная психология для чайников» есть целая глава о том, как многие серийные убийцы, такие как Джек Потрошитель и Убийца Зодиак24, оставляли на месте преступления визитные карточки, чтобы подразнить полицию. Что ж, несмотря на то, что он дал мне работу, я не могу устоять перед желанием хоть немного позлить Рафаэля. Вроде бы ничего страшного — всего лишь красный отпечаток поцелуя на салфетке, но мысль о том, что он входит сюда, видит ее среди своих идеальных вещей, а затем хмурится, вызывает во мне волну глупого самодовольства.

В погоне за кайфом я оглядываюсь по сторонам в поисках чего-нибудь еще, с чем можно было бы повозиться. Мой взгляд притягивает конденсат на зеркале, и я с тихим ликованием провожу по нему пальцем.

Все еще ухмыляясь про себя, я запихиваю мокрую одежду в сумку и направляюсь к двери. Когда мои пальцы касаются дверной ручки, низкий и медленный голос Рафаэля проникает сквозь щели и касается моей груди.

Я судорожно сглатываю, не желая покидать влажную комнату и пьянящий мужской запах, витающий в ней.

Мой взгляд падает на стоящий на столике флакон лосьона после бритья. Недолго думая, я подношу его к шее и разбрызгиваю прохладное содержимое по всей длине горла. На запястья. За ушами. Он обжигает мою теплую кожу, отчего у меня перехватывает дыхание.

Я не уверена, почему я хочу носить с собой напоминание об этом человеке всю ночь. Возможно, как и отпечаток поцелуя и рисунок на зеркале, это просто жалкий способ превзойти его, не нарушая клятвы не высовываться и быть хорошей. Это еще одна тихая зарубка триумфа на моем поясе.

А может быть, удар по голове вызвал у меня отсроченное сотрясение мозга.

Засунув вещи под мышку, я беру себя в руки и снова вхожу в зал заседаний. Не отрывая глаз от блестящего пола и прижимаясь к стене, я прохожу мимо стола с костюмами и не обращаю внимания на идиота, бубнящего об ожиданиях акционеров и потерях прибыли.

Чей-то взгляд обжигает мне затылок, и я знаю, что он может принадлежать только одному мужчине. Когда я уже подхожу к двери, он прерывает монолог костюма без всяких извинений.

— Пенелопа.

Мое полное имя скользит по столу и касается моей спины. Это заставляет меня вздрогнуть. Не только потому, что единственным человеком, который когда-либо называл меня полным именем, был мой отец, часто в плаксивом, отчаянном тоне, когда он хотел, чтобы я пошла в винный магазин и украла для него еще одну бутылку Jim Beam, но и потому, что это напоминает мне о горячем дыхании самбуки, завуалированных угрозах и нежных прикосновениях кончиков пальцев, хватающих мою ладонь.

По какой-то жалкой причине я не могу заставить себя обернуться, поэтому вместо этого смотрю на деревянную дверь.

— Да?

Отдается щелчок ручки и скрип откидывающегося кожаного кресла.

— Зайдешь в мой кабинет, за десять минут до начала работы.

Пожалуйста. Отсутствие этого слова эхом отдается в пустоте моей грудной клетки, образуя узел раздражения. Я не могу отделаться от мысли, что мне следовало бы плюнуть в его шикарный французский шампунь.

Но, в духе второго шанса и стремления к честности, я просто расправляю плечи и заставляю себя кивнуть.

— Да, сэр.