– У нас появились молодые лётчики, которые только и думают, как бы за ручку подержаться (имеется в виду "любят полетать"). Может быть, они считают, что у них достаточно инженерного образования для профессии лётчика-испытателя?

Такой "тонкий" намёк в мой адрес подстегнул меня в этом же году подать документы в МАИ, на вечерний факультет.

II

Первые шаги по стоянкам испытательного аэродрома. Завороженным взглядом смотрел и не мог оторваться от многообразия стоявших там боевых самолётов, многие из которых я видел впервые. Вот похожий на МиГ-21, но более солидный с виду перехватчик ПВО Су-9, а рядом - ещё более солидный, но уже с двумя двигателями в фюзеляже. Это что-то незнакомое. Дальше - тоже с двумя двигателями, но похожий на МиГ-17. Да это же МиГ-19, первый сверхзвуковой. Тут же притулилась знакомая с курсантских лет "уточка" - УТИ МиГ-15. А это что такое?! Какая-то смесь бомбардировщика с истребителем, и ракеты под крылом висят. Неужели и его "оседлаю" ? Иду к другой стоянке и вижу разные, но в то же время похожие друг на друга самолёты, как будто бы объединённые одной бедой. Да у них шасси ненормальное! Стоят, как инвалиды, с обрезанными ногами. Недалеко - ещё один такой же, но с такими длинными крыльями! Сразу видно - тихоход. Нестерпимо захотелось тут же расспросить техников: Что, Зачем и Почему? Но нет, не стоит: ещё подумают, мол, что это за "сыроежка" такая тут ходит, да ещё и спрашивает.

Принятый на работу в испытательный институт в виде исключения, для "эксперимента", я был "белой вороной" в кругу молодых испытателей, пришедших до меня. Первоклассные лётчики, прослужившие в боевых полках по 8-10 лет, они считались нормой, были уверены в себе и вызывали доверие у командования. На меня же посматривали с недоверием и откровенным любопытством: "Это чей же сынок к нам пожаловал? Ну-ну, посмотрим, на что он способен". Моему командиру эскадрильи, Игорю Ивановичу Лесникову, в то время было не до моих проблем. Среднего роста, стройный черноволосый подполковник, с такими же чёрными живыми глазами и быстрыми порывистыми движениями, он пользовался уважением не только у более старших по возрасту и опыту коллег, но и у самого "ВГ". Истинная причина такого отношения, как я понял для себя, крылась в его исключительно точной и цепкой технике пилотирования, свидетелем которой я однажды оказался. Сидя в задней кабине двухместного истребителя, я наблюдал, как мой командир выполняет очередной режим. Смотрел на пилотажные приборы и не мог поверить - стрелки "не дышали" ровно столько, сколько было необходимо лётчику. Для следующего режима он устанавливал их за короткое время против заданных инженером значений параметров полёта, и они опять стояли "как вкопанные". И.Лесников являлся ведущим лётчиком от НИИ по проведению испытаний "Фантомаса", что накладывало серьёзную ответственность за судьбу этой необыкновенной машины и отнимало у него значительную часть рабочего времени.

Заместителем у Лесникова был Валентин Николаевич Баранов высокий полковник с несколько сутуловатой походкой и крупным лицом, украшенным издалека заметным носом и усами, очеш степенный в своём поведении и выражении мыслей, что, однако не мешало ему быть добродушным, как и всем большим по комплекции мужчинам. Среди "стариков" его звали "Валера", считая видимо, что это имя по характеру произношения ему больше подходит, чем собственное. К этому времени он имел немалый опыт проведения испытаний различного характера, в том числе и государственных испытаний дальнего перехватчика Ту-128 в качестве ведущего лётчика. Кстати, с этим самолётом его связывала одна забавная история. Каждый раз, когда в весёлой компании кто-нибудь из "стариков" задавал ему один и тот же вопрос, раздавался дружный смех:

– Валера, расскажи, как у тебя в штопоре на Ту-28 зубы стучали?

– Да ну вас, - смущённо улыбался тот.

– Ну расскажи.

– Ладно. Прилетела как-то из Москвы журналистка, молодая, шустрая и-к Василию Гавриловичу. Мол, хочет статью написать о героях-испытателях. А он увидел меня и шепчет ей заговорщическим тоном: "Есть у меня такой богатырь, самый большой в мире истребитель испытывает. Недавно в штопоре "рога" ему обломал". Она - ко мне: "Расскажите, как Вы боролись с самолётом в штопоре". Ну, я и подыграл: "Как, говорю, вошёл он во вращение, да как начал трястись, даже штурвал из рук вырывается. Нет, думаю, шалишь, не на того напал". Смотрю, собеседница моя перестала строчить в блокнотике, глядит на меня напряжённым взглядом и спрашивает: "Вы не могли бы мне объяснить: когда самолёт так трясётся, что вы при этом чувствуете?". "Что чувствую?". "Ну да, что с Вами происходит?". Тут уж я не выдержал:

"Чувствую, как у меня зубы стучат", и продемонстрировал ей, рассказчик, как бы от натуги, вытаращил глаза и закляцал внушительной челюстью, причём, настолько выразительно, что долго потом выжидал, когда утихнет хохот окружающих.
– В это время по громкоговорящей объявили, чтобы я поторопился на вылет. Я распрощался, посмеялся про себя и забыл, а вот она про зубы не забыла. Расписала на полном серьёзе о героической профессии со стуком зубов.

Итак, мои командиры, занятые испытаниями, контролировали меня, в основном, при утверждении акта сдачи зачётов по знанию конструкции и эксплуатации очередного, нового для меня самолёта. По установившейся традиции практическое переучивание происходило без каких-либо контрольных полётов на "спарке", тем более что их там и не было. Да и само освоение носило здесь совершенно другой характер, чем в боевых полках. После трёх-пяти полётов для ознакомления и "прощупывания" особенностей самолёта на пилотаже, максимальных скоростях и высотах, лётчик допускался к проведению на нём различных испытаний. Только для первого самостоятельного полёта выделялся ответственный из числа опытных на этом типе испытателей, который приезжал к началу ВПП, чтобы, в случае необходимости, подсказать лётчику на посадке.

Но, прежде чем я успел добраться до всего этого, мне суждено было пережить ещё один день, запомнившийся надолго. Я не успел сделать ещё ни одного полёта, когда из штаба НИИ к нам приехал лётчик-инспектор. Выяснив, что за "старлей" вдруг появился среди испытателей, он тут же приказал мне: "Готовься, сейчас полетим, я проверю тебя при минимуме погоды". У меня не спросили, а я не посмел заикнуться о том, что летал до сих пор только в простых метеоусловиях. Нас, инструкторов, успели подготовить тогда лишь в том объёме, который был необходим для обучения курсантов. За окнами стоял короткий январский день с низкой облачностью. Пока переодевались в высотной комнате, я узнал, что "налетел" на одного из старейших лётчиков-испытателей НИИ, Героя Советского Союза, заслуженного лётчика-испытателя СССР. В груди появился неприятный холодок. А настоящий трепет я испытал, когда выяснилось, что мы летим на УТИ МиГ-15. И на этот раз я не осмелился сказать полковнику, что с курсантских лет не сидел в кабине данного типа. "Сказать, значит - сдаться сразу, лучше бороться до конца", - твердо решил я. усаживаясь в кабину. Перед взлётом получил данные от руководителя полётов: нижний край - 150-200 м, снежные заряды, видимость - 1000-1500 м. Увеличивая обороты, даже не представляя себе до конца, что из всего этого получится, я делал всё, на что был способен. Весь полёт я был мокрый, как мышь, от постоянного напряжения. Видел, как в конце снижения на посадочном курсе, перед выходом из облаков, не удерживал стрелки курса и АРК "по нулям", что они начинали "расползаться" в разные стороны, но что-то исправить было уже выше моих сил. Один заход, второй, третий. Наконец мои мучения закончились, однако я был доволен собой - мне удалось сделать даже больше, чем я надеялся. После полёта проверяющий взял мою лётную книжку и, записав свои замечания, вывел общую оценку "удовлетворительно". В авиации это означает: к полётам в данных метеоусловиях не готов. Ждать пришлось недолго.
– Сынок, тебя "ВГ" вызывает, - передал мне майор Кудряшов, - не переживай, у тебя всё ещё впереди.

Альберт Павлович вышел из технического состава, служил у "ВГ" начальником штаба, с отеческой теплотой относился к каждому вновь прибывшему молодому лётчику и всё обо всех знал.

В кабинете меня встретил суровый и недовольный взгляд нашего командира.

– Мне инспектор доложил, что Вы не справились с заданием, в чём дело? Вероятно, Вы действительно не готовы работать в нашей организации, - но, увидев мой подавленный вид, смягчился и спросил уже более спокойным тоном: - Когда последний раз летали при минимуме погоды?

– Ни разу, товарищ полковник.

– Что-о?

– Сегодня - первый раз, - глядя на его удивлённое лицо, я уже и не знал, радоваться мне или огорчаться.

– А в сложных условиях?

– Не летал, - не сказал, а выдохнул, с виноватым видом глядя в глаза человека, которого почти боготворил.

– Чем же Вы занимались до этого?

– Летал инструктором на МиГ-21.

По удивлённому вначале лицу начальника Службы лётных испытаний, на своём веку повидавшего всякого, проскользнула даже тень растерянности. Он быстро пролистал мою лётную книжку и, помрачнев, спросил: