За окном вечерело. Ветер путался в лысых ветвях деревьев, теребил замёрзшие гроздья рябины. Рыхлые хлопья снега сыпались на землю, укрывая всё вокруг белым полотном. Лёха задумчиво молчал, уплетая угощение: то ли действительно проголодался, то ли что-то тревожило его. Несколько раз он порывался что-то сказать, но отчего-то не решался, и Лина, затаившись, ждала. Что же на сей раз уготовил для неё несносный друг детства? Выпив третью чашку чая и съев четвёртую булочку, Леха прочистил горло и наконец решился:

— Лин, это… — промямлил он. — В общем, мне Тимур звонил, ну тот, помнишь, с прослушки? Сказал, чтобы я пришёл к ним во вторник на репточку, они снова хотят прослушать меня. Сказал, что у них есть басуха, и если я подойду, отдадут её мне на вечное пользование.

— Даже так? Если подойдёшь? — возмутилась Лина. — А не послать бы тебе этих друзей куда подальше? Это просто верх наглости, Лёш, никогда не думала, что их нутро настолько… настолько неприглядное. — Лина передёрнула плечами. После того неудачного похода она решила, что ни за что на свете не станет связываться с металлюгами. Ведь эти люди настоящие маргиналы!

— Ну чего ты, Лин. Просто перебрал немного парень, а в общем они довольно милые ребята.

— Делай как считаешь нужным, Лёш, только меня не впутывай.

— Ясно. — Лёха тяжко вздохнул и посмотрел в окно. — Значит, всё отменяется.

— Это ещё почему?

— Тимур сказал, чтоб я девушку свою с собой приводил, ну, то есть тебя. Сказал, что поближе бы познакомиться хотел, в общем…

— Хороша прослушка! — возмутилась Лина. — А если без меня придёшь, то что? Значит, не ты им нужен, Лёша, очнись!

— Я тоже так подумал, но на всякий случай решил спросить, — грустно отозвался он, посмотрев на часы. — Ладно, я пойду, мне ещё органику учить.

Лина проводила его до двери.

— Забудь про них, Лёш, уверена, это не последний твой шанс, — подбодрила его Лина, и он улыбнулся во весь рот. Это была особенная черта его характера — что бы ни случилось, друг детства никогда не унывал.

***

Утро понедельника начиналось для Лины Альтман с занятия по специальности. По особой договорённости с директором музыкального колледжа основным преподавателем Лины стала профессор консерватории Бескровная Ирина Петровна. И Лина до сих пор не верила в такую удачу, ведь это что-то немыслимое, нереальное — попасть под крылышко к знаменитой диве искусства, взрастившей легендарного Тимирлана и замечательную Марину Лаврову! О да, эта женщина сурова и требовательна, она все соки выжмет, прежде чем добьётся желаемого результата, но ведь Лина всегда мечтала попасть к ней в класс, с самого детства слышала имя наставницы от тёти Мариночки Лавровой. И вот мечта сбылась, будто сама тётя Марина стала её ангелом-хранителем и уверенно вела по творческому пути, обходя все тернистости.

Теперь же, спустя три с половиной года с того знаменательного концерта, Лина стояла в консерваторском классе возле фортепиано в ожидании преподавательницы и разглядывала фотографии выдающихся пианистов — воспитанников Бескровной, — аккуратно расставленных на крышке инструмента. Взгляд так и тянулся к Тимирлану и Марине. Каждый раз, как только Лине выпадала возможность, она проделывала одну и ту же манипуляцию — отодвигала друг от друга их фото на максимальное расстояние, нашёптывая при этом себе под нос:

— Так неправильно, так не должно было быть!

За этим занятием её и застала строгая преподавательница.

— Ах, вот оно что! — воскликнула она, незаметно возникнув рядом. — Вот кто тут шалит! А я-то думала, что за плутишка завёлся в классе?!

— Так не должно было быть! — вспыхнула Лина, кусая губы, но взгляда не отвела. — Если бы не Тимирлан, тётя Мариночка бы никогда… всё было бы совсем по-другому… — Лина запнулась и опустила глаза.

— Эх, Марина, Марина… — посетовала Бескровная, осторожно взяв в руки рамку с фотографией своей любимицы. — Она ведь мне как дочка была.

Вздохнув, профессорша поставила фото Марины Лавровой рядом с Климентьевым, известным пианистом, ныне живущим и работающим в Штатах.

— Считай, убедила, — скрипуче засмеялась Бескровная. — Ну, вернёмся к нашим баранам. Что ты там готовила сегодня?

Лина послушно уселась за инструмент, а взгляд её задержался на фотографии Марины Лавровой. С портрета ей улыбалась жизнерадостная девушка лет двадцати с сияющими глазами и чистым лицом, обрамлённым рыжими вьющимися волосами. Лучезарная, незабываемая, любимая. Только сейчас, не к месту и не ко времени, в памяти Лины всплыло другое фото…

Она не раз вспоминала страшное событие, потрясшее мир искусства осенью 2007-го, когда несчастный случай унёс жизнь Марины Лавровой — великолепной пианистки, прекрасной женщины, мамы Филиппа Полянского, ставшего виновником бед юной Лины Альтман.

День похорон Лина запомнила в мельчайших подробностях. Ласковое солнце согревало холодный ноябрьский воздух, небо было чистым — ни ветерка, ни облачка над головой. Природа словно застыла в ожидании чего-то важного, готовясь забрать принадлежащее ей по праву.