Шрифт:
— М-м-м… — брови Элы взметнулись вверх. — Подумываю открыть собственный салон красоты. Смена имиджа и всё такое.
— Неплохо. Ты всегда умела создавать красоту. — Полянский постукивал пальцами по столу, уголки его губ тянулись вверх.
— Надо же, а я думала, ты никогда не замечал, — ввернула шпильку Эла. Кажется, былое присутствие духа возвращалось к ней.
— Замечал, поверь, замечал… — сдержанно вздохнул Полянский.
«…но чувство долга и бла-бла-бла…» — мысленно продолжила Эла, и улыбка её сделалась шире.
— Интересно, о чём ты сейчас подумала? — Эдуард слегка подался вперёд и с подозрением прищурился.
Он явно хотел разрядить обстановку, но Эла на секунду растерялась: «Неужели он и правда видит её насквозь?»
— Ни о чём … с чего это ты взял? — она наигранно захлопала ресницами.
— У тебя был такой взгляд… — усмехнулся Полянский, недоверчиво качнув головой.
И Эла расслабилась.
— Фух… а я-то было решила, что ты и правда умеешь читать мысли.
— Я же не телепат. У меня, знаешь ли, несколько иные направления.
— Например? — сосредоточилась Эла, подперев лицо ладонью.
— Например, я неплохо владею методиками гипноза.
— Ух ты. Значит, ты легко можешь ввести в транс?
— Скорее вывести, — всё с той же улыбкой ответил он. — Хотя учитывая, что транс — результат гипноза, то и ввести, конечно, тоже.
— Как любопытно. — Эла допила вино и элегантно, не сводя с Полянского глаз, поставила фужер на стол. — Расскажи о каких-нибудь случаях из практики, мне безумно интересно.
— Хм, не хотелось бы хвалиться собственными достижениями, но так и быть, кое-что расскажу.
И Эдик, немного подумав, поведал ей историю студента-двоечника, который после пары сеансов гипноза удивил профессоров своими знаниями.
— Вот это да, — смеялась Эла. — Ты что же, вложил в него сверхспособности?
— Нет, конечно, нет, просто избавил от комплексов и страхов, и вся информация, накопленная годами, нашла выход. Это был научный эксперимент, и он удался.
— Просто удивительно, с удовольствием бы побывала на таком сеансе, хотя — это, наверное, страшно, когда твоё сознание подчинено чужой воле.
— У тебя немного неправильное представление о гипнозе, это всего лишь метод терапии, который призван приносить пользу.
— Ну так просвети и расскажи что-нибудь ещё, — загорелась Эла, чувствуя, что всецело подпадает под обаяние Полянского.
Она восхищалась этим мужчиной. Всё-то в нём было прекрасно: от безупречного внешнего вида до умения держаться и вести разговор. «Какой разительный контраст между ним и Славиком, не говоря об Остапчуке», — невольно сравнивала она, а в душе пробуждались давние девичьи чувства.
Вскоре принесли украинский борщ, который оказался вкусным и сытным. Утолив первый голод, они снова вернулись к беседе и болтали, как старые добрые приятели. К Эле окончательно вернулись силы, и она, уже ничуть не стесняясь, остроумничала и шутила, вспоминая истории юности. Эдик внимательно слушал и вставлял смешные реплики в разговор.
— Ну так вот, тогда я ещё не очень хорошо знала английский, — смеясь, рассказывала Эла. — А тот парень, который был в нашей группе, вызвался провести экскурсию по ночному городу. Мы-то с подругой поверили, что он знаток языка, наивные дурочки. Взяли авто на прокат и поехали…
— Подозреваю, что у него и прав-то не было. Просто он клюнул на красивых девчонок.
— Именно! Правда, далеко мы не уехали. На первом же повороте нас остановили. И на все вопросы полицейского этот друг только и мог сказать, что: «Ноу, ноу, что ви, что ви…» Вот это был номер!
— И как же вы выкрутились?
Фоном играла музыка: зарубежные хиты девяностых сменялись мелодичным джазом, но Эла не прислушивалась, всё её внимание было приковано к Полянскому. Но когда по залу полились трели саксофона и зазвучал ритмичный бит, не удержалась.
— Обожаю Дейва Брубека, — прищёлкнув пальцами, воскликнула Эла. — «Тейк файв» — лучшая из лучших джазовых мелодий!
— Может, станцуешь? — шутя, предложил Эдик.
— Для тебя — легко! — многозначительно изрекла она, чувствуя, как от удовольствия кровь пульсирует в висках.
И всё бы хорошо, но неожиданно в их маленький оазис вмешались звуки фортепиано. Полянский помрачнел, и от его былой непринуждённости не осталось и следа. Прикрыв глаза, он молча откинулся на спинку кресла и затих.