Шрифт:
– А-а, – кукольное личико девушки не выразило особого сочувствия. Впрочем, ему оно сейчас и не требовалось. Единственное, чего ему хотелось больше всего не свете в ту минуту – чтобы эта прекрасная незнакомка не растаяла в ночи.
– Мы могли бы поужинать вместе, – предложил он, снова подивившись на самого себя.
Ниточки-брови приподнялись, пухлые розовые губки скривились в недоброй усмешке.
– Я погляжу, ты – парень не промах. Лет-то тебе сколько?
– Восемнадцать, – смутился Марк.
– Да иди ты! Не больше шестнадцати.
– Я паспорт могу показать.
– На хрен мне твой паспорт, я не участковый. Думаешь, я – дешевка какая, что за жрачку «дает»? Пошел ты! Кретин малолетний.
– Вы меня не так поняли! – Марк почувствовал себя так, словно его обварили кипятком. – Я ничего такого…
– Ладно, – смягчилась прекрасная незнакомка, – не обижайся. Я просто на того урода зла. Думают, блин, в папины Волги расселись – и хозяева жизни. Все позволено. Так что у нас на ужин? – Она по-хозяйски взяла Марка под руку. – Я тебе нравлюсь?
– Вы – самая красивая девушка, какую я когда-либо видел, – признался он, почувствовав, что снова краснеет.
– Ну да? И как же тебя зовут? Случайно не Ромео?
– Марк.
– Надо же! – Она вдруг звонко расхохоталась. – Как забавно! Меня зовут Марианна. Правда, похоже? Ты веришь в совпадения?
– Не знаю, – прошептал он, с трепетом сжимая ее ладонь, на удивление крепкую и шершавую.
– А я верю в судьбу, черную кошку, число тринадцать, гадания на кофейной гуще. – Девушка загибала длинные пальцы, – Вещие сны, рассыпанную соль, разбитое зеркало и в совпадения имен. Марк – Марианна… Что, если это – судьба и я – женщина твоей жизни, а?
Она впервые одарила его чарующе-кокетливой улыбкой, и у Марка с размаху ухнуло сердце…
Кровать была жесткой. Сон не шел. Анна ворочалась с боку на бок.
«Чик-чик-чик» – кто-то поскреб по оконному стеклу. Девушка подскочила, натянув легкое одеяло до подбородка, шепотом спросила:
– Кто там?
Нет ответа. И вновь монотонное «чик-чик-чик»…
Поджавшись, Анна долго вглядывалась в черный треугольник несомкнутых штор.
Дерево.
Она с шумом облегченно выдохнула.
«Дурочка».
Откинулась назад на подушку.
Мысли кружились вперемешку. Юноша, совершивший ужасное преступление и спрятавшийся в спасительном безумии от самого себя. Мужчина, так и не сумевший себе этого простить. Девушка, жонглировавшая чувствами, как мячами, и заплатившая за это своей жизнью. Григорий… Нет, о нем она думать не станет. Больно. Уже не так, как раньше, но все еще. Вот здесь, под левой грудью. Она не станет больше плакать ни по его рукам, ни по губам, чувственным и лживым… Если бы она была хоть немного красива… Или дело не только в этом? Он назвал ее никчемной… Он был прав. Тысячу раз. Она всю жтзнь плыла по течению, даже не пытаясь грести…
– «Мам, я не хочу приглашать эту противную Верку…
– Во-первых, не Варка, а Вера, а во-вторых, и слышать не желаю подобные глупости. Вера – замечательная девочка, а ее папа…
– Я знаю, кто ее папа, но она мне не нравится. Врушка, хвастунья, к тому же ругается нехорошими словами…
– Хватит выдумывать. Сию же минуту сядь и напиши Вере приглашение.
– Но это мой день рождения!
– Мне кажется, я достаточно понятно говорю по-русски. Do you understand me, young lady? I don't want to repeat twice.
– Yes, mam. I see». [7]
Анна встрепенулась, не сразу сообразив, что именно вывело ее из тягостной дремоты. Звуки музыки… Плавные, печальные, они витали в душном сумраке, заставляя сердце сжиматься в такт. Галлюцинации? Не похоже…
Девушка медленно поднялась, надела высохшую одежду и, словно во власти неведомых чар, побрела на зов колдовской мелодии. Небо за пыльным окном начинало сереть.
7
– Вы меня поняли, юная леди? Я не желаю повторять дважды. – Да, я поняла.
Человек сидевший за пианино, казался совсем иным, незнакомым. Плечи развернуты свободно, даже резко, подбородок вздернут, тонкие пальцы исполняли красивый замысловатый танец на черно-белой узкой и длинной сцене… Анна поймала себя на том, что почти любуется этим музыкантом и ей будет жаль, когда мягкий свет синих глаз потухнет и на лицо вернется выражение отчаяния и скорби.
Предательски скрипнула старая дверь. Мелодия оборвалась. Марк обернулся, улыбнулся светло, радостно, точно еще пребывал в одному ему ведомой чудесной дали.