Первый залп был страшен. Франки никогда не видели ничего подобного, и многие не успели закрыться щитами. Полсотни воинов погибли на месте, еще столько же были ранены. Над головами взметнулись щиты, закрыв войско от неведомой напасти, летящей с неба.

— Залп! — скомандовал Деметрий, и передний ряд франков был буквально скошен арбалетными стрелами.

— Лучники! Навесом!

На войско франков полилась смерть, но лучшая пехота запада не дрогнула. Франки укрылись щитами и медленно попятились назад. Франки презирали трусость, но они не были самоубийцами. Они отойдут на время…

Следующие два дня в лагере франков кипела работа. Воины плели из веток щиты в рост человека, а многоопытные сотники до глубокой ночи совещались с герцогами, решая, как бы им наказать подлых вендов, которые не хотят воевать, как мужчины. В соседнем лесу стучали сотни топоров. Воины делали деревянные подошвы, которые привяжут к ногам. Полсотни воинов маялись теперь, с тоской глядя, как наливается багрянцем раненая нога. Еще три-четыре дня, и из стопы потечет гной…

Новый штурм случился на рассвете. Тысячи воинов, укрытые щитами, бесшумно поднимались на холм, на котором встал лагерь врага. Шорох тысяч ног, скользящих по траве, напоминал шелест листвы, которую колышет ветер. Огромное войско шло так тихо, что казалось, никто не дышал. Армия франков оцепила лагерь кольцом, они ударят сразу везде, ведь их было намного, намного больше…

В первый ряд вышли самые рослые и сильные. Они несли вместо копий огромные жерди с неровно обрубленными ветвями на конце, их используют вместо багра. До молчаливого лагеря осталось всего ничего, три десятка шагов. С тихим шорохом в небо взмыли коварные стрелы со свинцовой гулькой на конце. Впрочем, они почти никого не убили, лишь бессильно ткнулись в дерево щитов, который франки подняли тут же. Лишь изредка, то одна, то другая плюмбата находила щель и пробивала неловко поставленную ногу. Вытащить эту зазубренную дрянь было почти невозможно, и воины, едва сдерживая стон, пробивались назад, к своему лагерю. Их война закончилась.

Первый залп из арбалетов тоже прошел почти впустую. Все стрелы, за малым исключением увязли в зеленой лозе щитов, а франки с ревом перешли на бег, подойдя вплотную к деревянным стенам вагенбурга.

— Тащи! — истошно заорали сотники, и воины ухватили щиты за верхний край, пытаясь опрокинуть их. Кое-где это удалось, и там закипели горячие схватки. То один, то другой княжеский воин падал, поймав брошенный в лицо метательный топор. Франки были мастера метать их. Брошенная умелой рукой франциска крошила в щепки самый крепкий щит, а уж голову и вовсе разбивала, как спелый орех.

Над лагерем раздался хриплый сигнал рога, на который в горячке боя никто из франков не обратил ни малейшего внимания. Ведь до победы оставалось совсем чуть-чуть. И напрасно, потому что на поле с диким визгом выскочили всадники на мохнатых лошадках, с длинными, развевающимися по степному обычаю волосами. Только рабы носили короткие волосы, а каждый уважающий себя аварский воин холил и лелеял свои волосы с самого детства, считая их главным украшением свободного мужа.

Всадники из рода тарниах ударили в спину, засыпав наступающую пехоту тучей стрел. Те, кто взяли в кольцо словенский лагерь, теперь сами оказались в кольце. Франки падали десятками, ведь промахнуться по плотно сбитой толпе не мог бы даже слепой.

— По коням! — заорал Бобон. — Покажем этим голодранцам!

Четыре сотни тяжелых всадников, краса и гордость Австразии, почти все, кто умел биться на коне, оказались в седле в мгновение ока. Лучник-степняк — не противник для знатного воина в кольчуге, шлеме и на добром коне, вскормленном овсом. Это ведь не крошечные мохнатые коняшки, которые жрут ветки деревьев и разбивают копытами ледяной наст, чтобы добраться до прошлогодней травы. Маленького степного конька рослый жеребец, купленный у тюрингов и свеев, просто собьет с ног и затопчет. Всадники потекли лавой в сторону авар, и те, как и водится у этого народа, не стали принимать бой. Они поскакали прочь, стреляя, поворотившись назад. Франки гнались за ними целую милю, туда, где попали под копейный удар княжеских катафрактов из Моравии и кирасир, которые оказались безусыми мальчишками. Впрочем, это ни на что не повлияло. Своими кривыми саблями они бились отменно.

Бой был закончен через пару часов. Австразийская знать погибла почти вся, пронзенная непривычно длинными копьями, которые эти странные всадники держали подмышкой. Хватало одного удара, чтобы франк, который был готов нанести удар, вылетал из седла, и затаптывался своими же товарищами. Тех, кому везло, и они уворачивались от копыт, били булавами, круша без жалости шлемы и кольчуги. Чаще всего кольчуга держала удар, но плоть человеческая сделана не из железа. Всадники дробили кости знатнейших воинов Австразии, которые после таких ран уже никогда не смогут сесть на коня. И очень скоро вокруг штурмующих лагерь франков вновь закружилась безжалостная карусель, изрыгающая тучи стрел.

Франки падали десятками. Они, зажатые в клещи, пытались укрыться щитами, но получалось плохо, ведь теперь их били и спереди, и сзади. Войско развалилось на роды, которые, собравшись в круг, начали пятиться к лесу. Франки не хотели умирать так, словно были соломенным чучелом, бессловесной мишенью. Они бежали в ближайший лес, но и там они встречали копья ополчения чехов, которые ждали их там уже не первый день. Из десяти тысяч воинов ушла едва ли восьмая часть. Остальные усеяли своими телами поле вокруг вагенбурга, который франки взять так и не смогли.