—… и, конечно же, его сыновей, — закончил он фразу, расплываясь в еще более широкой улыбке. — Истинная правда.

Сомневаться в своей исключительности под этим солнцем у него тоже не было причин. Он молод, недурен собой. Его стремительной карьере (спасибо отцу генералу СС и матушке-баронессе с довольно известной в Германии фамилией) можно было лишь позавидовать. За какие-то несколько лет он дорог до гауптштурмфюрера ССв системе концентрационных лагерей административно-хозяйственного управления СС. А благодаря новым довольно влиятельным знакомым мог надеяться, что вскоре будет переведен еще выше по карьерной лестнице. Нужно было лишь показать себя в выполнении важного задания, санкционированного на самом верху.

— И тогда передо мной откроются все двери, — победным взглядом Эйхард взирал на лагерь, с этой точки напоминавший поле с расчерченными правильными геометрическими фигурами. Четкие прямоугольники бараков, хозяйственных построек, выровненных по линейки, тянулись к горизонту. Их окаймляли ровные линии трех рядов стен с колючей проволокой, разделяемых двухэтажными наблюдательными вышками с прожекторами. — Главное, дать результат…

А нужный результат зависел от поведения одного из пленников в его лагере,настоящая фамилия которого вряд ли что-то скажет многим жителям Рейха. Какой-то Джугашвили, что истинному немцу и выговорить-то сложно. Но узнай они как зовут его отца, то все сразу же стало бы на свои места. Отцом пленника был Иосиф Сталин, глава Советского Союза!

— Сын самого Сталина…

Именно в его лагере Яков Джугашвили, сын советского вождя, должен будет в присутствии представителей десятком газет и радиостанций со всего мира признать превосходство арийской расы и преклониться пред величием Германского Рейха. Каждый человек на планете в самом скором времени услышат, прочитает об этом, что станет мощнейшей пропагандистской бомбой.

— Он будет так каяться, как никто еще не каялся, — улыбка сменилась жесткой гримасой. Относительная молодость Эйхарда не должна была обманывать. Он прекрасно умел и любил «работать» с людьми, как говорил один из его учителей штурмбанфюрер СС Хойке по прозвищу «Баварский мясник». — Но это позже… А пока обход.

Резко взмахнув стеком, начальник лагеря позвал одного из своих заместителей, который тут же вытянулся перед ним.Эйхард кивнул, готовясь выслушать доклад о происшествиях.

— Господин штурмбанфюрер, ночь прошла без происшествий, — четко начал докладывать лейтенант, высокий блондин с узкой полоской растительности на губе. — Умершие, больные, наказанные отсутствуют. В полном соответствие с распорядком дня заключенные заняты на работах…

Эейхард снова было кивнул. Мол, слушаю, продолжай. Но вдруг осекся. До него только что дошла фраза об отсутствии больных и умерших.

— Стоп, лейтенант! Как это умершие и заболевшие отсутствуют?

Получалась несуразица какая-то, видная даже невооруженных глазом. Его лагерь — это не курорт для врагов Рейха, где они отдыхают, лечатся и занимаются посильным трудом. Весь распорядок лагеря выстроен таким образом, чтобы каждый заключенный на своей шкуре прочувствовал всю неотвратимость наказания. Каждую божию секунду они должны чувствовать боль и страдание. Проходящий через лагерные ворота, попадал в чистилище, избавлявшее Рейх от недочеловеков и очищавших столь нужное для настоящих арийцев жизненное пространство. В это главная цель и задача лагеря.

— Список умерших за неделю и последние два дня? — лейтенант, покопавшись в своей папке, быстро вытянул нужный документ. — Что это такое?

Его палец ткнулся примерно в середку листа, где располагались данные.

— Каждый день на прошлой неделе умирало минимум восемь заключенных, в среднем двенадцать оказывались в лазарете. А сейчас? Ноль? Ни одного? Мой лагерь — курорт? Я вынужден, господин лейтенант, вам еще раз напомнить распоряжение обергруппенфюрера СС, главного инспектора концентрационных лагерей Рейха Теодора Эйхе: «Для заключенных, особенно выходцев из неполноценных рас, в лагере нужно создать исключительно невыносимые условия, направленные на их физическое уничтожение». Вы забыли это?

— Никак нет, господин гауптштурмфюрера, — преувеличенно громко рявкнул лейтенант.

— И хватит так орать, — болезненно поморщился Эйхард. — С сегодняшнего дня увеличить нормы выработки в полтора раза. Продуктовую норму уменьшить на двадцать процентов. Посещение лазарета разрешать в исключительных случаях. За любые случаи неповиновения — расстрел. Выполнять!

Проводив глазами отходящего заместителя, капитан перевел взгляд на ближайший барак. Именно там располагался человек, который для него был сейчас важнее всех остальных двух тысяч заключенных.

— А сейчас займемся тобой… Сталин.

Известную фамилию он выговорил с особенным удовольствием, уже представляя, как будет происходить очередной разговор с сыном советского вождя. В прошлые их встречи к нему уже применяли особые методы воздействия и убеждения, но, к сожалению, они не возымели действия. Этот человек, по прежнему, не соглашался на сотрудничество. Стоически терпел боль, унижения, оскорбления, признаться, даже вызывая тем самым некоторое удивление. Получатся расовая теория абсолютно верна, говоря о нечеловеческой выносливости неполноценных рас. Особенно этим славились негры и славяне.