Шрифт:
– До свидания, – говорю я, медленно затворяя за собой скрипучую дверь.
Два дня спустя я снова звоню в больницу, и мне говорят, что старик Спиридонов ночью скончался.
12
Ноябрь 2000 г.
В этом сне они снова были вместе. Втроем. И чему-то смеялись. Она не понимала – чему именно. Просто было весело. Наверное, оттого, что они снова были счастливы. Строили песчаную крепость на теплом берегу, а расшалившиеся волны лизали своими шершавыми язычками босые пятки…
Телефонный звонок вернул ее в реальность серого предзимнего дня. Разлепив глаза, она сняла трубку, заранее возненавидев собеседника, отнимавшего у нее последние секунды солнечного миража…
«Почему это произошло именно с нами?»
Первые же слова заставили ее подскочить, сбросив остатки сна, прислонив свободную руку к виску, в котором эхом отдавалось дробно заколотившееся сердце.
– По поводу рукописи под названием «Последний довод».
– Да, я слушаю…
– Я хотел бы поговорить с автором.
– Его сейчас здесь нет. Но я ему передам в ближайшее время. Он свяжется с вами.
– Вы – агент?
– Нет. Я – доверенное лицо.
– У него есть телефон?
– Нет, он живет за городом. Но, думаю, сможет приехать.
Когда разговор был окончен, она опустила трубку на рычажки, вновь откинулась на смятую подушку. Она не испытывала ни радости, ни ликования, лишь удовлетворение от выполненного дела и давящую расслабленную усталость. Ей отчаянно захотелось зажмурить глаза и снова оказаться в счастливом мираже. Но она знала, что этого не случится. Почему-то ее хорошие сны, в отличие от дурных, никогда не повторялись.
13
Апрель 2000 г.
Моя новая жизнь идет своим чередом, как и весна, оставляя ту, другую, позади все дальше и дальше. И постепенно, сперва с сомнением, затем – с воскресающим бог весть откуда оптимизмом, я понимаю, что впереди еще может быть много чистого, светлого, радостного.
Вот Мишка волнуется, примут ли его в гимназию – приближается пора собеседований. Мне, непосвященному, было объяснено, что гимназия – это как школа, но круче. Там больше уроков, с первого класса детей шпигуют английским, а с пятого и французским и вообще всячески развивают… Короче, серьезно подытожил Мишка, сложнее, но интереснее.
Мы с Верой уверяем мальца, что примут: для своих семи он читает бегло, с выражением и удивительно обдуманно. Иногда такой вопросик подбросит, – взрослый дядя, озадаченно чешу в затылке. К тому же считает до ста и дальше, решает задачки в пределах двадцати. Вера еще с ним и по-английски что-то бормочет… Короче, мне должно быть стыдно. Но я горд. Дети и должны быть умнее своих родителей. А если мне кто-нибудь заикнется, что Мишка унаследовал способности от американского гения Славика, не задумываясь, разобью физиономию…
– Ма-ам, а если я поступлю в гимназию, вы возьмете мне котенка? – канючит Мишка.
Обычно дети мечтают о собаках. Сам знаю: пятнадцать лет жил у нас неизвестной породы зверь. Покупали на «птичке» как спаниеля. Но спаниель вырос с добрую овчарку, причем уши остались по-щенячьи куцыми и вислыми, зато хвост вытянулся на полметра и повис веревкой. При этом дворянин носил нежное имя Пуся.
Но Мишка после того памятного вечера собак недолюбливает и побаивается. Ему нравятся кошки. Вера же не жалует ни тех ни других.
– Еще придумал, – ворчит она. – Котенка! Вырастет, будет орать, обои драть, гулять проситься. А шерсть, а запах! Вот приходи ко мне в сад, играй с Чубайсом. А дома кот совсем ни к чему.
Мишка обиженно дуется.
– Хочешь, черепаху возьмем? – предлагаю я.
– Не хочу. Она неинтересная. У нее панцирь – не погладишь.
– Тогда хомяков.
– Я их не люблю. Они кусаются, – дуется Мишка.
– Будешь мучить – кто угодно укусит, – ворчит Вера.
– Кого я мучил?!
– А на Бобике кто в саду катался?
– На нем все катались! – запальчиво возражает Мишка. – Ему нравится.
– «Нравится…» Сломаете собаке хребет.
– Не сломаем. Он крепкий.
В конце концов приходим к компромиссу в образе морской свинки. Мы видели их в зоомагазине. Симпатичные, пушистые, обои не дерут, не кусаются, и выгуливать не надо. Девушка-продавец даже поймала нам одну и дала подержать.
– Хорошенькая какая! – умиленно восклицает Мишка. – Как ты думаешь, если я назову ее Наташка в честь Прянниковой, она обрадуется?