– Если тебя обидели, возьми эту обиду, покатай как конфету во рту и отпусти.

Задействована и притча про человека, которому дают померить старый грязный халат. Тот отказывается: он не мой. Мудрец на это отвечает: тебя назвали, например, дураком. Но ты знаешь, что ты не дурак, следовательно, это слово не имеет к тебе отношения, как и старый халат. Поэтому пропусти все мимо ушей и забудь.

Существуют взрослые люди, которые до сих пор мучатся и злятся, что полвека назад им сказали что-то оскорбительное. Возможно, для них этот совет будет разумным. Но не для девочки, которая прибежала к отцу в поисках моральной поддержки и защиты.

Что скажет любой отец, который любит свою дочку и хочет, чтобы она выросла уважающей себя личностью?

– Обижают? Дай сдачи, так, чтобы и думать забыли, как к тебе лезть!

Или:

– Они старше и их было несколько? Кто?! Не переживай, папа со всеми разберется.

Между прочим! Папа – первый мужчина, который влияет на самооценку подрастающей девушки и дает ей представление «кто я, какая я».

В ситуации, о которой сейчас идет речь, формируется главное жизненное правило: «Со мной так нельзя!» Впоследствии оно сработает при встрече с манипулятором или абьюзером. С начальником, который захочет злоупотребить своим положением. С хамом в общественном транспорте. Список можно продолжать до бесконечности.

И кстати, кто чаще всего становится жертвой маньяков и жуликов? Именно хорошие девочки, которым проще умереть, чем позвать на помощь. Те, кого не научили, что себя надо защищать или даже не знают, что это нужно делать.

А возвращаясь к «гуру домашнего разлива» хочется ответить от имени его гипотетической жены, матери той самой девочки, к которой обращен монолог:

– Лучше признайся, что не хочешь заступиться за дочь, трус несчастный! Своих детей защищать надо, а не мозги им вывихивать.

Какое отношение ко мне имеет все вышеизложенное? Не буду уточнять, но аккаунт в «Одноклассниках» я не завела и не заведу никогда.

С появлением в семье младших я перестала быть центром внимания и любимицей взрослых. Как правило, старший ребенок получает повышение в «семейном звании» – помощница родителей, которая больше участвует в жизни семьи т.д. Меня же не повысили, а просто отодвинули в сторону.

В отличие от меня младшие охотно росли и взрослели. И отношение взрослых к ним было куда снисходительнее. Младшим не только позволялось куда больше, чем в свое время мне; их воспринимали такими, какие они есть.

– Но это же несправедливо! – изо всех сил доказывала я. – Я старше их, а, следовательно, должна быть авторитетом для них и вообще я уже не маленькая.

Взрослые дружно высмеивали все мои попытки добиться справедливости. Для них я по-прежнему принадлежала к разряду младших. Наравне с остальными младшими.

В нашей семье я чувствовала себя зависшей между взрослыми и детьми, не принятой ни теми, ни другими. Как в сказке про Алису – то слишком маленькая, то слишком большая. Слишком большая, чтобы играть в детские игры и рассчитывать на снисходительное отношение старших. И слишком маленькая, чтобы быть принятой в мир взрослых. Мир, который те от меня ревниво оберегали.

Как сказали бы в современной статье, у меня не было группы, где я бы являлась своей. Среди родственников и друзей, с кем наша семья поддерживала отношения, моих ровесников не было. Не с кем общаться и не на кого ориентироваться. И не от кого получать подтверждение, что я действую правильно, что двигаюсь куда нужно.

Единственное, что стало возможно в такой ситуации, это снова уйти в себя. В книги, фильмы, в свои фантазии. За это я сразу получила репутацию романтической поэтической барышни, витающей в облаках и не замечающей ничего вокруг. Чудачкой, над которой можно безнаказанно подшучивать, подтрунивать и т.д.

Младшие с радостью и детской вредностью включились в веселую игру. Их никто не останавливал. Зато останавливали меня, когда я пыталась проявить недовольство. Это сейчас столько пишут о праве сердиться, не быть милой и уступчивой. А тогда старшим казалось, что таким образом они восстанавливают справедливость, защищают более слабых.

«Я уйду через дырку в занавеске». Эта фраза, многократно написанная моим почерком, была уже после переезда обнаружена среди старых бумаг.

Задним числом я испугалась за свой рассудок.

«Вы для меня одинаковые».

Велика ли разница в пять лет? Между взрослыми она даже не заметна, но когда тебе десять лет, а младшей пять? Тебе пятнадцать, а ей десять?

Прав у нас было одинаковое количество, вместе с тем, мне следовало служить хорошим примером. Когда у младшей в свою очередь начались подростковые бунты, оказалось, что виной всему… мое дурное влияние. Пыталась стать взрослой, теперь и ей хочется того же самого. А сидела бы тихонько в углу, играла в куклы…