Видимо здешние разносолы как и скромная обстановка не впечатлила его, но это не означало, что он не был благодарен за гостеприимство. Когда Глава с гостями, Хранителями, невестой и ее родственниками устроились за пиршественными столиками, внимание гостя вдруг захватили девушки-служанки, которых он разглядывал исподтишка. К Главе подошел слуга и что-то шепотом доложил. Глава повернулся к гостю.

— Танцовщица нашего клана пришла вас развлечь. Будьте великодушны к ее безыскусному исполнению. Я сам узнал об этом только что. Видимо мои слуги специально пригласили ее из Сяофена. Увы, я не помню, чтобы они старались так ради меня.

Гость рассмеялся и сказал, что ему уже любопытно, приготовившись терпеливо вынести нечто провинциально не умелое, конечно же, умолчав, что танцами его развлекали чуть ли не каждый день. Он был хорошо воспитан, чтобы простить неуклюжесть и посредственность здешней танцовщицы, лишь бы не обидеть хозяина. Налил себе вина из фаянсового кувшина, что бы выдержать скучное зрелище как ожидалось, здешнее вино оказалось кислым. Но это ничего, он готов вытерпеть все, лишь бы увидеть ту, что так поразила его вчера, вытащив из бездны, буквально отвоевав у смерти. И дело не в том, что она спасла его, а в том, что он не стал для нее трехпалой Чань Чу, которой ей посчастливилось вытянуть, а одним из многих, которым бы на так же помогла.

*Трёхлапая жаба — символ богатства, жаба с тремя лапами. Некогда была существом злобным и мстительным настолько, что люди обратились к Будде. В процессе обуздания жаба утратила одну из своих лап. В качестве расплаты за свои грехи выплёвывает золотые монеты. Поэтому изображается сидящей на стопке золотых монет и держащей одну во рту, часто с красными глазами и ноздрями.

Он раздумывал над тем, как выкупит ее у семьи и уговорит мужа, расстаться с ней, улестив переездом в столицу на полное его иждивение. Он готов был пообещать все, чтобы они ни попросили и, конечно же, пристроит всю ее родню, да хоть всю деревню, попроси она. Только тот единственный усталый и короткий разговор с ней, подсказывал, что это будет не просто.

Между тем в зал вошла танцовщица, одетая на манер женщин Западных пустынь. Обычно, такие исполняли редкий в Лияне, танец живота и подобных искусниц было одна две на всю столицу. Держа в руке чарку из оникса, гость смотрел на приближающуюся к его столу молодую женщину со все возрастающим интересом. Ее лицо до глаз было закрыто короткой воздушной вуалью.

Шаровары из голубого шелка, как и очень короткая кофта, открывали гладкий плоский живот, который, как и оголенные руки покрывали длинные нити из бусин и бисера. Запястья и щиколотки украшали браслеты из мелких бубенцов, издававших рассыпчатый мелодичный перезвон.

За ней шел барабанщик — молодой человек с серьезным лицом и невысокая, хрупкая девушка-флейтистка. Поставив барабан на пол, он уселся перед ним в стороне, прежде поклонившись Главе и гостам. Девушка-флейтистка смущаясь, устроилась рядышком. Подойдя к столу гостя и хозяина, танцовщица, прижав ладони к животу, поклонилась. Послушался тихий барабанный перестук, призывающий к началу действа, все ускоряющий ритм, становясь все громче.

Без плавных и мягких переходов, обычно начинающие танец, танцовщица вдруг, подняв руки, закружилась на месте, обдав гостя и хозяина благоуханной волной тонкого аромата, делая его почти физически видимым из-за взметнувшихся бисерных нитей, что создавали впечатление блестящих благоуханных струй. Блестящие нити разлетались, открывая плоский совершенный живот и гладкие руки.

Барабанный ритм начал затихать, замедляя темп танца, пока танцовщица не остановилась, а перезвон бубенчиков на ее запястьях и щиколотках стих. И когда барабан умолк, в полной тишине мелко и дробно зазвучали бубенцы, от ритмично вздрагивающих бедер, живота и плавных движений рук. При всех ее манящих, призывающее соблазнительных движениях, глаза девушки были скромно опущены.

Но только подумалось, что танцовщица замедляя танец, вот-вот остановится опять, как барабан неожиданно забил в бешенном ритме и девушку словно снесло ураганом от столов гостя и Главы на середину зала. И когда она, вытянув руки к гостю, семеня и бренча бубенцами, уносилась от него спиной вперед, не спуская больших темных глаз с его лица, вдруг застыла на месте. Барабан успокоился, как будто приглаженный нежными звуками флейты. Миг тишины. Стукнул барабан — дернулось бедро, и мелко задрожали бубенцы. Вновь бухнул барабан — вздрогнуло другое бедро, как бы отдельно от тела, потому что плечи и руки танцовщицы оставались неподвижны. Прервав буханье барабана, флейта изгнала его резкие звуки и теперь ее нежную мелодию повторяли плавные и округлые движения рук, изгибы талии и бедер… И тут нетерпеливо забил упрямый барабан под чей ритм ходуном заходили живот и бедра исполнительницы.

Зал Торжеств не дышал. У гостя, что зачарованно смотрел на танец, из рук выпала чарка, стукнувшись о стол и расплескав содержимое. Глава смотрел с неподвижным лицом, ничего не выражающим лицом.

Даже исполнение восточных танцовщиц, которые видел гость, не были столько темпераментны, порывистыми, со столь отточенными движениями, эмоционально стремительными и откровенно возбуждающими. Танец напрочь сносил голову, проносясь ураганной мощью чувственного впечатления.

Привыкшие к плавным, изящным, даже деликатным танцам, зрители невольно поддались учащающемуся барабанному ритму. Кто-то, не удержавшись хлопал, кто-то постукивал ногой в такт поднимающий дух, барабанной музыке. Но вот он резко смолк и в звенящей тишине, танцовщица поклонилась. Гость в неистовстве вскочил на ноги.

— Это же… это же… Пофиг! — взволнованно воскликнул он. — Я бы узнал тебя в любом убранстве.

Он поторопился выйти из-за столика, чуть не опрокинув его, спеша к ней.

— Я впечатлен… впечатлен, — бормотал он взволнованно. — Это самый чудесный танец, что я когда-либо видел. Клан Северного Ветра поистине может удивить.

Под общие восторги и хлопки, Глава до того, не спускавший с танцовщицы глаз, следуя взглядом за каждым ее движением, что не укрылось от внимания тех на пиру, что в свою очередь не сводил с него глаз, закашлялся. Его невеста тревожно подалась к нему.