Я вздохнул, видя, что долго ему придется копошиться, а за нами уже новая машина подходит. Получился тут, на дороге затор. Взял лопату, стал рядом с Казачком.

— Спасибо, Игорь, — бросил он мне смущенно и грустно.

— Чего у вас тут? — Крикнул Мятый, подперев своим пятьдесят третьим Белку, — ЧП приключилось?

— Угу, — сказал я, орудуя лопатой. Казачок только тяжко вздохнул.

— Мда, — Титок тоже спрыгнул с кабины, полез за своей штыковой на коротком черенке, — будете вы так до ишачьей паски копаться.

Он стал третьим и принялся откидывать ячмень вместе со всеми. А там добавился и Мятый. Сам, без приглашения, он стал рядом со мной. В четыре лопаты мы быстро освободили одну линию дороги, подкидали все под задний казачковский борт.

— Ну теперь, — Титок утер вспотевший загорелый лоб, — какой-никакой путь имеется. Дальше уж сам давай.

Шоферы вернулись по машинам и разъехались через встречку. Казачок же грустный, остался подкидывать с обочины. Я, тем временем, вернулся к машине, забросил лопату в кузов.

— Стой, Игорь! Не уезжай! — Крикнул Казачок.

— Гена, — гялнул я на него, — я тебя предупреждал, чтобы борт наладил. А ты что сделал?

Казачок стиснул черенок обеими руками, опустил глаза.

— Раз ушами не доходит, — сказал я строго, — так дойдет через руки.

— Уже дошло, — вздохнул он, видя, как прошел мимо, по встречке груженый Микитка, глянул на Казачка с интересом, но не остановился.

— Очень мне стыдно, Игорь, что так все вышло. Но, тут четыре тонны. Я один не управлюсь закидывать. И из-за меня затор на дороге. Пожалуйста, спроси на току какой-нибудь помощи? Может, пришлют кого помочь закидать? С меня магарыч!

— Тфу ты, — сплюнул я под башмаки, — как маленький, етить тебя. Ладно! Поспрашиваю! А ты, вместо магарыча, за голову уж возьмись. Шебутной, как весенний кот. Думаешь не пойми о чем.

— Спасибо, Игорь, — посветлел Казачок.

Вернувшись в Белку, объехал я казачковский затор, погнал по дороге на ток.

Когда доехал до места, работа кипела тут полным ходом. Казалось, стала она еще более кипучей: газоны стояли в очереди на весовую, колхозницы подгребали ячменные кучи, не давали им расползтись куда не надо.

В общем, была на току настоящая суета. Во только заметил я промеж ее, этой суеты, кое-что нетипичное. Черна новенькая Волга, пригнанная, наверняка, с района, стояла у конторки завтоком.

Впрочим, ходивший вокруг по своим делам народ, не слишком-то обращал внимание на непривычную в этих местах машину.

На весовую была очередь. Газоны, полные зерном, выстроились в рядок, ожидая свой черед. По одному заезжали они на большие, стоявшие на земле, под навесом веса. Весовщица, что сидела в небольшой будочке рядом, вела учёт. Командовала сквозь окошко, когда можно съехать.

Очередь двигалась быстро, однако также быстро наполнялась снова. Пройдя веса, я погнал дальше на площадку, разгрузился в дальней ее части, продлив длинную кучу.

Потом погнал под привычный уже навес, где собирались обычно колхозницы на отдых в холодке.

— Привет, девицы, — сказал я, сходя с Белкиной ступеньки, — водица есть? Попить да шею обмыть. Чешусь, как черт от этого ячменя.

Время было уже обеденное, и несколько женщин и молодых девушек, одетых в цветастые юбки, блузки с короткими рукавами и светлые косынки, собрались тут, под навесом, перекусить тем, что взяли из дому.

— Где вода, знаешь, — сказала знакомая мне тучная женщина чуть за тридцать.

Свою белую чистую косынку с прошлого раза, сменила она на такую же белую, только в маленький синий цветочек.

Несколько молодых девушек, часть из которых я еще не видел, принялись шептаться, хихикать при виде меня.

Женщины ели нехитро: кто жевал хлеб с маслом, кто вареные яйца. Румяная полнощекая девица, сидевшая с краю навеса, звонко хрустела огурцом. Поглядывала на меня.

Я напился из привычного эмалированного ведра, полил на шею с ковшика. Как же было приятно, когда прохладная водица полилась по шее, немилосердно исколотой жесткой ячменной пылью.

Я отряхнулся, глубже расстегнул ворот, чтобы освободить от рубахи мокрую кожу.

— Слышь, бабоньки, — улыбнулся я, — а вы тут как, заняты?

— Конечно, — нахмурилась полная, — вишь, — она показала мне полтора литровый баллон с простоквашей, — обедничаем! Будешь?

— О-о-о-о, — подбоченился я, — ну тут дело хорошее. Но и оно, когда нить кончится. А потом что?

— А что потом? — Пожала плечами другая женщина, поправляя голубенькую косынку на светлых своих волосах, — потом ждать будем, куда пошлет завтоком.