— Ну что ж, — сказала Алла Ивановновна, — между всем прочим, вам выпадет честь вступить в комсомол. Заявление об этом должно быть подписано вами в ячейке сегодня же.

— Я никогда не планировал партийной карьеры, — сказал я с доброй улыбкой.

— Это почему же? — Нахмурилась Алла Ивановна.

— Считаю себя недостойным высокого звания комсомольца. А тем более коммуниста, — сказал я, пожав плечами.

Все в комиссии снова затихли.

— Зря вы так считаете, — сказала, наконец Алла Ивановна, — ведь все ваши дела говорят об обратном. Ведь это вы спасли Егора Степановича Сергеева, когда с ним случился инсульт? То же самое можно сказать и о Николае Петрихине, которого вы вытащили из угодившего в кювет самосвала.

— Вот как, — я улыбнулся, — вот тут, правда, вы меня очень удивили, Алла Ивановна. Ведь это случилось только сегодня ночью.

— Конечно, — Алла Ивановна загадочно улыбнулась, — как и беда автопоездом, перевозившим новые комбайны. И тут вы подсобили. Вы будто бы появляетесь в нужном месте в нужное время. Так как подобает настоящему коммунисту.

— И работаете, — вклинился Егоров, — так же как настоящий коммунист, самоотверженно и стремясь помочь окружающим. Так почему же вы считаете себя недостойным?

Я хмыкнул. Улыбнулся.

— Так по-вашему коммунист — это тот, кто просто помогает окружающим? Тот, кто приходит на помощь людям, попавшим в беду? Вы делаете из этого что-то особенное?

Все слушали меня внимательно. Не перебивали.

— А я думаю, — продолжал я, — что нет тут ничего особенного. Что это называется просто жить по совести, жить, как нормальный человек. Ценить жизнь свою и окружающих. Ценить интересы свои и окружающих. Этого достаточно, чтобы быть гражданином советского нашего государства, но мало, чтобы быть коммунистом. Или хотя бы даже комсомольцем.

— А что же по-вашему, — спросила Алла Ивановна, — быть коммунистом?

— Коммунистом можно стать только тогда, — сказал я, — когда обогатишь свою память знанием всех богатств, накопленных человечеством.

Сказав эти слова Ленина, я улыбнулся. Вся комиссия затихла в молчании. Взгляды их остались внимательными и прикованными ко мне.

— Это какая-то бессмыслица, — сказал вдруг Сергей Александрович, поправляя свои волосы на плохо скрытой лысине, — что вы хотите этим сказать?

— Только-то, — ответил я, не поколебавшись, — что уже сказал. Я считаю себя недостойным. И увы, но не могу выполнить вашего требования. Потому как сейчас, в моей жизни, знания всего человечества стоят гораздо меньше жизни и благополучия моей семьи. Только это интересует меня по-настоящему.

— В перспективе, — возразила Алла Ивановна, — партия, коль уж вы в нее вступите, даст вам все что нужно, чтобы ваши близкие жили в благополучии.

— Тогда какая же это коммунистическая партия? — Улыбнулся я.

— Что? — Не понял Сергей Александрович, — о чем это вы? Что вы себе позволяете?

Он даже привстал, было со своего места, но Алла Ивановна остановила его.

— Значит, вы отказываетесь вступать в комсомол?

— Верно, — кивнул я, — отказываюсь. Потому как, хоть по-вашему партия и даст мне «возможности», но отнимет главное — время моей жизни, которое я намерен потратить иначе. Потратить во благо моей семьи.

Комиссия молчала. Кажется, мало у кого из них было что мне возразить. Даже Сергей Александрович, покрасневший, возмущенный, все же сел на своем месте ровно. В очередной раз поправил свои волосы.

— А теперь у меня вопрос, — нарушил я общее молчание, — почему это вы решили взять меня так сразу? Ведь другим шофером принято у вас проводить целое собеседование. А мне раз! И сразу место в отряде. Неужели виной всему мои прошлые поступки? Только лишь они? Потому как в гараже нашем найдется много шоферов-профессионалов, кто справится с такой работой не хуже меня.

На этот раз они молчали недолго. Почти сразу Алла Ивановна заговорила:

— Конечно, ваш профессионализм стоит на высоко среди критериев отбора. Однако не хлебом единым…

Она замялась, посмотрела на остальных членов комиссии. Снова сложила руки привычным образом — в замок, положила на них остренький свой подбородок.

— Но немалую роль тут играет и обертка. Ведь задача у нас, как вы помните, в первую очередь рекламная. На кону стоит, во многом деловая честь страны. Событие будет освещаться иностранными журналами. А потому образ советского рабочего, комбайнера, шофера, должен быть безукоризненным.

Сначала хотел я напомнить им про Титка, которого нельзя было назвать эталонным представителем пролетариата, да осекся. Потому как вспомнил, что был Титок весьма статной наружности и всегда пользовался у местных девок успехом. А раз его взяли, а вот старого Колиненка — нет. Значит, был тут и иной замысел. Кажется, должен был быть весь отряд рабочих благообразного, привлекательного внешнего вида, раз уж все мероприятие — реклама.

Значит подбирали шоферов, да комбайнеров, не только как специалистов, но еще и как людей — образцовых. И не последнюю, а может, и первую после профессии роль, играла тут внешность. Все: и машины, и люди должны быть как с картинки. А я, хвались не хвались, внешностью уродился в отца, который по молодости всех девок вокруг себя собирал. Да и репутацию себе собрал за последнее время такую, что грех не схватиться.