Вслед за Е. В. Аничковым (1914: 319, 327) Б. А. Рыбаков (1981: 418) считает, что «первенство Перуна в Киевской руси — дело очень позднее, почти современное рождению Киевского государства. Не подлежит сомнению, что в праславянское время культ грозового Перуна был известен, но вкладывалась ли тогда в этот культ идея бога — владыки мира, мы не знаем; вероятнее всего, что нет».

Под праславянским временем Рыбаков, следуя лингвистам, понимает длительную эпоху, охватывающую значительную часть II тыс. до н. э., целиком все I тыс. до н. э. и, по крайней мере, первые века н. э. (этим ее завершает В. И. Георгиев), а возможно, и еще несколько веков —до обособления восточных славян в VII в. н. э., по Ф. П. Филину (Рыбаков 1981: 152). Вот то время, для которого Рыбаков не признает возвышения Перуна, освобождая эту эпоху для верховенства бога Рода. Что и непосредственно предкиевское время, в соответствии с периодизацией Филина, включается у Рыбакова в эту эпоху, не знавшую верховенства Перуна, явствует из ряда высказываний исследователя.

Сообщив о том, что древнерусские авторы церковных поучений против язычества почти игнорировали главного бога Киевской Руси Перуна, видимо, считая его культ менее опасным, чем культы других языческих божеств, Рыбаков добавляет: «Разгадку этого противоречия нашел Е. В. Аничков, показавший (sic! — Л. К.), что «культ Перуна — дружинно-княжеский культ киевских Игоревичей», прямо связанный с рождением государственности и в силу этого культ молодой, недавний». Длительность верховенства Перуна у славян, по Рыбакову, «исчислялась всего лишь десятилетиями или одним-двумя столетиями» (Рыбаков 1981: 19), т.е., окончившись в 988 г. (крещение Руси), началась не ранее конца VIII в, а скорее — еще позже. В основном ему у Рыбакова отводится только X в. Правда, вообще культ Перуна Рыбаков возводит к концу III тысячелетия до н. э., но как второстепенного бога.

Могло ли от такого краткого бытования в качестве верховного бога остаться так много следов в топонимике? Перуново, Перунов, Пируны, Перунова пустынь, Перунова рень (отмель), Перынь, Перюнский скит, известен казак Самошка Перунов из Белгорода (Mansikka 1922: 379-380). Неподалеку от Пскова существовал Николаевский-Перынь монастырь (Кирпичников 1989: 240). От других богов такого обилия следов нет.

Что в языческом пантеоне Киевской Руси (до крещения) Перун главенствовал, нет оснований сомневаться. В Густинской летописи Перун назван старейшим богом (ПСРЛ II: 257). В древнерусских перечнях богов (в договорах и в обличениях) его обычно называют первым и на равных с христианским единым богом — дважды в договорах Перун единственный противопоставлен христианскому богу (Корш 1909: 53). В русской переработке поучения Св. Георгия («Слове како первое кланяшеся идолом») заменой Перуна оказался Христос: «По святем же крещеньи Перуна отринута, а по Христа бога яшася, но и ноне по оукраинам молятся ему, проклятому богу Перуну, и Хорсу, и Мокоши, и Вилу» и т. д. (Аничков 1914: 385).

Истины ради надо восстановить «авторитет» Перуна.

У Рыбакова главным обоснованием, добавленным к аргументации Аничкова, послужила опора на подмеченную ранее Б. Грековым (1939) и В. В. Мавродиным (1945: 311-313) периодизацию славянского язычества, предложенную в XII в. древнерусским проповедником (предположительно игуменом Даниилом Паломником) в его переработке византийского поучения Григория Богослова (Рыбаков 1981: 11-30, втор. изд. 11-32).

Между тем, выводы этого древнерусского христианского автора получены не из изучения истории славянского язычества по каким-то хорошо датированным источникам (таких просто не было), а представляют собой всего лишь догадку, сделанную этим церковным деятелем начала XII в. на основе наблюдений над современной ему ситуацией в религиозной практике восточных славян: незначительность обращений к Перуну при обилии поклонений другим языческим божествам. То есть древнерусский автор явно исходил в своих предположениях из оценки того же соотношения вещей, которое позже послужило исходным пунктом для Аничкова и Рыбакова. Значит, опора на выводы игумена Даниила не является независимым аргументом и не подтверждает гипотезу. Рассуждения игумена — ценный источник для сведений о Роде, тонкий анализ этого источника — бесспорная заслуга Б. А. Рыбакова, но этот источник сам по себе ничего не может дать для периодизации.

Причины же ситуации, сложившейся после крещения Руси и соблазнившей всех трех авторов «укоротить» век Перуна, мельком упомянуты самим Рыбаковым. Отмечая слабость сведений о культе Перуна и невнимание к нему в поучениях против язычества, Рыбаков (1981: 420) признал: «Быть может, это следует относить за счет ранней и быстрой замены Перуна христианским Ильей». Ну, конечно. Замещение Перуна Ильей произошло еще до поголовного принятия христианства: уже при записи русско-византийского договора 945 г. часть русских послов, оставшаяся язычниками, клялась Перуном, а другая, уже крестившаяся, приносила клятву в церкви Св. Ильи. Илья ассоциировался с богом-громовиком даже еще раньше, и не только у славян, но и в самой Византии. У алан-осетинов, подвергшихся христианизации на полтысячелетия раньше славян, Святой Илья настолько полно заместил собой старого бога-громовика, что даже старое имя этого бога было забыто и в нартовском эпосе его именуют только Уац-Илла (Святой Илья). У славян же имя Перун сохранилось хорошо и известны поверья, связанные с ним.

Правда, целостного культа вроде и нет. Но зато Илья-пророк, раскатывающий по небу в своей колеснице (при этом небо мыслится металлическим, поскольку громыхает от этого громом), занимает огромное место в культах христианских святых на Руси; Ильин день (20 июля) празднуется повсеместно и торжественно: с закланием быков, с длительным приуготовлением (Ильина неделя) (Токарев 1957: 112-114). На русском Севере быка, выкормленного всем миром, забивали для пира в Ильин день (Рыбаков 1981: 418).

Вопреки рыбаковской интерпретации всадника на Збручском идоле, Перун-Илья — не всадник, а ездок в колеснице (опять же подобно Зевсу и Индре).

Никак нельзя признать Перуна второстепенным богом и для времени, предшествовавшего религиозной реформе Владимира, не говоря уж о том, чтобы считать его «новым» богом, только что возникшим тогда. Есть прямые позитивные свидетельства древности бога-громовика Перуна у славян. В кавказском фольклоре обнаружены рассказы о громовике Пиръоне, который по ряду признаков в этом фольклоре герой чуждый, пришлый: он конкурирует в этом фольклоре с местным богом-громовиком. Сей персонаж мог быть заимствован от славян не позднее, чем в VIII в., когда арабский полководец Мерван II переселил тысячи славян на Кавказ (Клейн 1985). Это за два века до Владимира, за век до христианизации.

Есть у нас и раннее письменное свидетельство современника, что бог-громовик возглавлял славянский пантеон значительно раньше, чем представляется Рыбакову. В VI в. византиец Прокопий Кесарийский в книге «Война с готами» (VII, 14, 23-24) записал об антах и славянах (1950: 297): «Они считают, что один только бог, творец молний, является владыкой над всеми, и ему приносят в жертву быков и совершают другие священные обряды... Они почитают реки и нимф и всякие другие божества, принося жертвы им всем». Это за четыре века до Владимира. Правда, имя Перуна здесь не названо, но другого бога молний у славян не было. Нигде нет ни малейших намеков на то, что у славян когда-либо был какой-либо иной бог-громовик, кроме Перуна, а из VII в. происходит греческое сообщение «об оракуле Пюрине» (Niederle 1913, II: 96).