Поначалу удалось добиться существенных успехов на культурном фронте, а также издания циркуляров и указов, ломавших национальные ограничения практически во всех областях. Более двухсот евреев приняли участие в работе высоких государственных органов, среди них — Арнольд Марголин, осуществлявший функции главного представителя Директории в странах Антанты. Нет оснований сомневаться в искреннем желании С. Петлюры установить в Украине, очищенной от большевиков и русских монархистов (те и другие — «за единую и неделимую», только разных цветов), социальный и национальный рай с приоритетом, само собой, и под покровительством украинской нации. Но как далеки мечты от реальности!

Не было в истории Европы, а может, и мира другого клочка земли, где одновременно действовало бы столько антагонистов, где бы власть так часто (иногда ежедневно) переходила из рук в руки, где невозможно было предвидеть события на день вперед, где жизнь человеческая стоила бы так дешево, а возможность мгновенного обогащения путем грабежа была столь безгранична. Хаос и погром шли рука об руку.

Еврейское население в городах и местечках, не очень разбираясь в политических программах, на опыте последнего десятилетия больше рассчитывало на защиту со стороны рабочих дружин (события 1905–1907 годов в промышленных городах), чем на покровительство хмельных и разудалых хлопцев, чей вид и повадки будили давние и не очень давние воспоминания: погромы Украину никогда надолго не покидали, а в конце XIX и начале XX века стали особенно регулярны. Уход заметной части еврейской молодежи в ряды большевиков был исторически закономерен, как до этого стремительный рост «еврейского присутствия» в Народной воле, у эсеров и социал-демократов.

Пока что Украина стала местом одного Большого Погрома, к которому руку приложили все участники грандиозного побоища. Все — это не значит в равной мере, с одинаковыми результатами.

* * *

По свидетельству многих историков и современников, самыми жестокими и беспощадными были белогвардейские, деникинские погромы. Организованные и руководимые «сверху», они совершались и при наступлении, и при отступлении. «Мы воюем не с большевиками, а с еврейством», — заявляли энтузиасты этого движения. Заступничество отдельных офицеров за евреев и попытки остановить резню встречали резкий отпор начальства и приводили к их удалению из армии. Все это не помешало А. Деникину в его фундаментальном труде «Белая армия» назвать погромы Директории «особенно свирепыми и кровопролитными» (А. Деникин. «Белая армия»). Мир потрясло опубликованное в 20-е годы письмо Степана, одного из штабных офицеров генерала Шкуро, своему другу Косте с предложением поразвлечься вечерком, наблюдая, как их общий друг Денис будет сжимать череп маленького жиденка, которого он прозвал «комиссаром», при помощи этакой короны и бамбуковой палочки, пока череп не треснет. Обещали присутствовать дамы — Ирина Петровна и Анна Николаевна. Я пересказал текст, а не процитировал его, чтобы избежать ряда деталей. По моим сведениям, проверка этого документа доказала его подлинность (полностью — в книге «Pogromchik»).

Безусловно, не все в армии Деникина были подобны автору этого письма и его другу Косте. Но и редким исключением они не являлись. Нравственный уровень многих участников белого движения оставлял желать лучшего; это в значительной мере облегчило победу большевикам. Как там поется: «Четвертые сутки пылает станица…»? Пожары в еврейских местечках, где понятия не имели ни о большевиках, ни о меньшевиках, не затухали месяцами. А потом затухали сами собой: выгорело все дотла. Хочу верить, что «поручик Голицын и корнет Оболенский» не были к этому причастны.

Осторожно, господа! Мы идем по минному полю нашей истории.

По этому полю своими ногами прошел не одну сотню верст убежденный монархист и антисемит, в недавнем прошлом депутат Государственной Думы и редактор реакционной газеты «Киевлянин» Василий Витальевич Шульгин. Один из зачинателей добровольческого движения, он отличался не только большой личной смелостью, но и ее редкой разновидностью — «талантом искренности», что заставляет с особым доверием воспринимать его автобиографические записки, в частности, о гражданской войне.

«Белое дело» погибло, — с горечью констатировал он. — Начатое «почти святыми», оно попало в руки «почти бандитов».

«Почти бандиты» потому не крали, что были богаты, а как обеднели, то сразу узнали дорогу к сундукам «благодарного населения».

Если бы только грабили… Исполняя карательные функции, батарея расстреливает весь боезапас: дальше везти не на чем, мулы падают. «Трехдюймовки работают точно, отчетливо… Чью хату зажгло? Чьих сирот сделало навеки непримиримыми, жаждущими мщения… «бандитами»?… для облегчения мулов. По всей деревне. По русскому народу, за который мы же умираем…»

Но и это еще не предел. Вы еще не забыли письмо Степана милому другу Косте? — Тогда продолжим. Цитата дается без купюр:

«В одной хате за руки подвесили… «комиссара»… Под ним разложили костер. И медленно жарили… человека…

А кругом пьяная банда «монархистов«…выла «Боже, царя храни».

Если это правда, если они есть еще на свете, если рука Немезиды не поразила их достойной смертью, пусть совершится над ними страшное проклятие, которое мы творим им, им и таким, как они, — растлителям белой армии… предателям белого дела…убийцам белой мечты…».

Напомню еще раз: мною не изменен ни один знак.

Еще совсем недавно со страниц «Киевлянина» В. Шульгин метал громы и молнии на головы большевиков, комиссаров, евреев. Обычно все три категории объединялись в одно понятие — жиды, хотя, в отличие от многих коллег, В. Шульгин употреблял и слово «евреи». Радуясь тому постоянному страху, в котором жили евреи при Деникине, он, тем не менее, погромов не одобрял: «Погромы опаснее для русских, чем для евреев… потому, что они нас развращают…»; «Тот, кто ограбит еврейскую квартиру… сделает вред русскому делу».