Большая роль в выучке будущих офицеров отводилась строевой подготовке. Военная муштра быстро преображала бывших гимназистов, семинаристов, студентов, вырабатывая у них соответствующую выправку. На первом году юнкера постигали солдатскую службу в качестве учеников, на втором — выступали в роли учителей первокурсников. Уровень строевой подготовки был предметом неустанной заботы юнкеров, побуждал к соревнованию между ротами. Успехи радовали, неудачи огорчали. На всю жизнь запомнил А. И. Деникин, как генерал от инфантерии М. И. Драгомиров, известный полководец, военный теоретик и педагог, проводя смотр училищу, прогнал один из корпусов с учебного плаца за беспорядок в строю, вызванный командой произвести батальонную перестройку. Потом выяснилось, что юнкера еще не проходили этого по учебному плану. А в другой раз, когда впервые в Русской армии проводились учения с применением боевых патронов и стрельбой артиллерии через головы пехоты, юнкера заслужили похвалу прославленного генерала за стойкость, ибо снаряды, иногда падая в опасной близости, не вызвали среди них ни малейшего замешательства.

На классных занятиях царили тишина и покой. Кроме военных дисциплин, изучались и общеобразовательные. Первые прорабатывались основательно и глубоко, по преимущественно теоретически. Вторые — закон Божий, два иностранных языка, химия, механика, аналитика и древнерусская литература — проходились без особого усердия, экзамены по ним многими сдавались с помощью шпаргалок, особенно по языкам, литературе, химии и баллистике. Для этого между юнкерами заблаговременно производилась разверстка билетов, нужные из которых затем передавались экзаменующемуся. При сдаче французского языка, преподаватель которого плохо запоминал лица, практиковались и подмена сдающих с помощью переодевания, перевязки шеи, изменения голоса и тому подобных фокусов. Был однажды такой грех и с юнкером Деникиным. Вместо него на репетицию по французскому языку вышел хорошо знавший язык один из товарищей. Но он явно перестарался, и преподаватель-француз все понял, взял обоих проказников под руки и повел на расправу к инспектору классов. Весь класс хором запричитал: «Не-гу-би-те!» Француз махнул рукой и отпустил их.

Училищные офицеры строго следили за соблюдением порядков, но в неформальные контакты с юнкерами не вступали, не старались расширить их общий кругозор, понять духовные запросы, уходили от ответов на «проклятые вопросы политики», может быть, и потому, что сами не чувствовали в себе достаточной уверенности. Так или иначе, но юнкера в своем большинстве оставались аполитичными, ощущали незримый барьер между ними и студенчеством. Лишь изредка кто-то поддавался чрезмерному воздействию революционных идей. Такие тотчас подлежали изгнанию из училища. А в целом, находясь в изоляции от общества, замкнутая среда юнкерства под воздействием всего военного уклада и военной психологии, всей атмосферы беспрекословного подчинения, строгого соблюдения распорядка дня, не оставлявшего ни минуты свободного времени, оставалась неподготовленной к восприятию зарождавшейся в недрах России социальной бури. И этот пробел в образовании и воспитании офицеров Русской армии представлял собой весьма существенный изъян, порождал тяжкие последствия, делал их беспомощными в экстраординарной обстановке.

Осмысливая его с высоты времени и накопленного громадного опыта, А. И. Деникин позже подчеркивал: «Недостаточная осведомленность в области политических течений и особенно социальных вопросов русского офицерства сказались уже в дни первой революции и переходе страны к представительному строю. А в годы второй революции большинство офицерства оказалось безоружным и беспомощным перед безудержной революционной пропагандой, спасовав даже перед солдатской полуинтеллигенцией, натасканной в революционном подполье».

Летом 1892 года закончился курс обучения в училище. У Антона Деникина получился высокий выпускной балл — 10,1, что обеспечивало ему выбор хорошей вакансии. В жизни выпускника это — переломный пункт. От него во многом зависит вся его дальнейшая судьба. Он предопределяет весь дальнейший уклад личной жизни, все последующее прохождение службы, всю школу, карьеру. Очень важно, с чего и где приступать к офицерским обязанностям. В захолустном ли гарнизоне или в большом промышленном, культурном и научном центре, в передовой или отсталой части, в том или ином роде войск. На юнкерской бирже вакансий поэтому существовала котировка родов войск в такой последовательности: гвардия, полевая артиллерия, инженерные войска, пехота. В гвардию допускались только потомственные дворяне. Обладатели низких баллов назначались в сибирскую глушь, кавказские урочища, в далеко отстоящие от города казармы, в глухомань.

К этому времени, после 1874 года, в соответствии с военной реформой Александра II, Русская армия претерпела коренные изменения. Строясь на принципе всеобщей воинской повинности, она превратилась в массовую и непрерывно насыщавшуюся новейшей боевой техникой. Это вызвало глубокие перемены в составе офицерского корпуса. Дворянской продолжала оставаться только его гвардия, в остальной же части армии офицерство подверглось сильной демократизации, пополняясь главным образом из разночинной среды и средних слоев населения. Это новое поколение офицеров не отличалось былой блестящей внешностью, но обладало глубокими знаниями, трудолюбием и, по словам А. И. Деникина, разделяло «достоинства и недостатки русской интеллигенции».

Антон Деникин, относившийся к последней категории, не искал для себя теплого места в штабах и столицах, отдав предпочтение провинциальной службе. Он выбрал вакансию во 2-ю Артиллерийскую бригаду, находившуюся в городе Белу Седлецкой губернии, на территории Польши, неподалеку от дорогих ему с детства мест.

5 августа 1892 года он и его сверстники получили офицерские погоны. Начальник училища произнес перед строем прочувствованную торжественную речь. После нее все бросились в казарму и, спеша, впервые в жизни переоделись в заранее приготовленную офицерскую форму. Чувство гордости и радости распирало им грудь. Сразу затем поторопились в Киев. Одни — чтобы предстать в новом облике перед родными, близкими, друзьями, невестами, знакомыми; другие, источая счастье и задор, — чтобы скинуть груз опостылевшей солдатской казармы и, растворясь в шумно гомонящей городской толпе, окунуться в гущу почти забытой и полузапретной жизни.

Вечером в увеселительных заведениях Киева дым стоял коромыслом. Шумные компании переходили из одного веселого места в другое. Вместе с молодыми офицерами праздновали теперь уже бывшие их преподаватели и курсовые командиры. Льется рекой вино, звучат песни, вспыхивают воспоминания. «В голове, — припоминал А. И. Деникин через пятьдесят с лишним лет, — хмельной туман, а в сердце — такой переизбыток чувства, что взял бы вот в охапку весь мир и расцеловал!»

А через два дня разъехались молодые офицеры по домам в отпуска на 28 дней, а потом к местам службы, по горам и долам бескрайней России. И никто ничего не ведал о грядущем. Впереди простиралась жизнь, казавшаяся бесконечной. И всех переполняла готовность служить Родине, не щадя живота своего, до последнего вздоха. И одни потом пали на полях сражений русско-японской и первой мировой войн, другие, немногие счастливчики, дожили до седых волос.