В тот же миг, стали вспыхивать тюки с соломой, привязанные лямкам к лошадям. И в момент, когда ворота заставы открылись под взрывы пороховых хлопушек, сотня коней стремглав рванула, словно бурный поток за стены заставы, волоча за собой огненные соломенные снопы, устремляясь, не видя дороги прямо на идущую при свете звёзд и луны на нас пехоту османского войска.

Табун коней мчал в ночи, озаряя всё огненными всполохами, а следом за ними скрытые за их спинами и стеной огненной преграды неслись наши отряды, разливаясь по полю, начиная смертельную атаку.

Скача на коне, будучи на острие своего взвода, я складывал печати, видя как своим, так и ястребиным взглядом, поднимая в небо десятки призванных птиц, которые стоило им взмахнуть крыльями исчезали в чёрном небе.

А первые лошади, тащившие за собой огненные соломенные снопы, уже врезались в растянувшиеся по полю ряды османской пехоты.

Влетая в строй врага обезумевшие от страха кони, топтали пехотинцев стараясь мчать дальше при этом, начиная поджигать тех, на чьём пути встала горящая солома.

Османские солдаты, словно отойдя от первичной волны шока, непонимания и удивления вскидывали ружья и начинали стрелять по лошадям, дабы остановить их огненный бег в их пеший строй, а вражеские офицеры сотрясали землю, делая ними преграды, изрыгали воздушные и водные потоки. Дабы остановить их бег.

И в это время с неба по всей линии вражеского строя с неба вниз стали пикировать призванные мной птицы, вспыхивая, словно фениксы в воздухе, и огненными снарядами влетать во вражеские ряды, взрываясь огненными вспышками, поджигая и сжигая врагов.

Под крики и огненный хаос, ржание коней и суету пытающегося рассредоточится османского войска из огненного ада, раздались оружейные выстрелы нашей конницы.

Наша кавалерия, которые словно призраки начинали устраивать конный хоровод, перед вражескими рядами валя врага свинцом, а где и по его краям влетая в их строй, топча копытами солдат и рубя их саблями, но при этом быстро отступая в темноту ночи.

Всё вокруг погрязло в непроглядной тьме, и только место боя озарялось как днём.

Но краткосрочный триумф, вскоре мог омрачиться кавалерийской подмогой Османской конницы, которая рванули с возвышенности, к своим солдатам, скатываясь вниз, словно лавина.

Видя это с высоты птичьего полёта, я вскинул руку и с неё в небо устремился подобно сигнальной ракетницы огненный шар, взорвавшись в небе сполохом голубых искр.

В ту же секунду наши отряды рванули в разные стороны, прочь от врагов, а со стороны заставы грянули пушечные выстрелы.

Секунда, и земля сотряслась разрывами, а ядра стали влетать в ряды османской пехоты, собирая кровавую жатву, при этом заставляя их конницу изменять направление движения, для того, чтобы не попасть под артиллерийские залпы.

В ночной тьме гремели пушки, а вражеские ружья рвали пространство росчерками пуль, летящих в слепую в темноту ночи в надежде найти солдатскую плоть.

Но нас там уже не было. Мы, пришпоривая коней, мчались обратно к воротам заставы, чтобы через какие-то минуты вновь быть за стенами наших укреплений.

Артиллерийские расчёты всё ещё громыхали в темноте ночи, а за последними из нас закрывались ворота заставы.

— Чёрт тебя подери Гришка! — налетел на меня Андрей, и стал трясти. — Живы! Мы живы, черт возьми! — Отстранился он от меня и достал заранее скрученную папиросу, прикуривая её от простого прикосновения пальца, а воздух сразу окрасился запахом махорки, под ржание сотен коней и радостные крики простых солдат вернувшихся из скоротечного боя.

Центральная площадь была буквально забита солдатами и их лошадьми, а я, раздавая указания своим подчинённым продвигался к передней стене, откуда ко мне уже спускался словно в саже молодой мужчина с чумазым лицом и погонами старшего унтер-офицера, от которого за весту разило порохом.

— Ну, братцы задали мы жару этим выродкам, — с ходу оскалившись, засмеялся мужчина, хлопая себя по карманам штанов. — Андрюх табачку не подкинешь, я походу свою табакерку на стене выронил.

— Держи, — кинул он круглую железную табакерку офицер, слегка пожевывая папиросу, стоя по мою правую руку. — Для артиллерии нечего не жалко. Эти-то улизнули?

— А то, — не глядя на нас, складывал вдвое папиросную бумагу унтер, после чего открыв банку, насыпал на неё табак и ловким движением закрутил цигарку, отдавая банку обратно владельцу. — Вы ещё до осман доскакать не успели, а они уже вдоль стены дёру дали. Только подковы коней и сверкали. — Затянулся он самокруткой и, задрав голову вверх, выпустил дым вверх.