«Блоком» называлось собрание партийных лидеров и наиболее значительных и влиятельных членов Государственной думы и Государственного совета. Фактически в тот момент их желания были весьма умеренными. Они хотели, чтобы перед открытием думской сессии царь издал указ, который бы наделял Александра Трепова полномочиями сформировать Совет министров по своему собственному выбору. Далее, этот кабинет должен был быть ответственным не перед Думой, но перед императором [163] .

Времени для этого было еще достаточно. К началу думской сессии указ мог быть уже обнародован и Дума приступила бы к работе в совершенно иных условиях. Император отлично знал, что я не чужой в думских кругах. Это было известно ему как из рассказов его окружения, так и от меня самого – и вот по какой причине.

Граф Фредерикс, сначала через третьих лиц, а потом и лично, предупредил меня, что некоторые лица в беседах с императором связывают мое имя с именем А. И. Гучкова. Должен заметить, что в годы после революции 1905 года было время, когда император наделял Гучкова значительными полномочиями и даже вызывал к себе для консультаций по различным вопросам внутренней политики. Однако начиная с 1910 года некоторые лица убедили его величество, что Гучков представляет собой наиболее опасного члена Думы и, возможно, даже врага монархии и династии. Я сказал тогда графу Фредериксу, что должен переговорить на этот счет с самим государем. Такое решение я принял исключительно потому, что именно в тот момент считал вредным для дела государственной обороны замену начальника штаба Ставки. Кроме того, мне хотелось удержать дело в своих руках по крайней мере до того времени, когда Алексеев вполне оправится от болезни и сможет возвратиться к исполнению своих обязанностей, что должно было произойти уже вскоре.

Люди, говорившие о моей связи с Гучковым, имели для того достаточные основания. Дело было в том, что в 1907 году Третья Государственная дума в начале своей законодательной деятельности создала так называемую комиссию по государственной обороне, составленную из членов центра и правого крыла палаты. Большинство из этих людей имели самое смутное представление о военных аспектах обороны. Председателем комиссии был избран А. И. Гучков, а человек, которого можно было назвать его alter ego, – А. И. Звегинцев – вошел в ее состав. Звегинцев был в прошлом офицером Генерального штаба [164] .

При его посредстве Гучков предложил мне собрать вокруг себя по собственному выбору некий кружок – группу военных, которые могли бы оказывать комиссии помощь в изучении и обсуждении всех передаваемых на ее рассмотрение законодательных предложений. Для обсуждения проектов в этот кружок экспертов предполагалось включить наиболее влиятельных членов комиссии по государственной обороне. Кроме того, Гучков просил нас обсудить все совершенно необходимые радикальные реформы, которые требовалось провести в Военном министерстве и в армии, чтобы восстановить нашу военную мощь, подорванную в ходе войны в Маньчжурии. Звегинцев предупредил, что в случае, если я отвергну их предложение, ему не останется ничего другого, кроме как обратиться за помощью к людям, которых было принято считать входящими au salon des refuses [165] .

Это условие, решил я, лишает меня права на отказ, но предупредил, что могу принять предложение только после того, как доложу о нем военному министру генералу Редигеру [166] и начальнику Генерального штаба генералу Палицыну [167] и получу на то одобрение их обоих.

Начальник Генерального штаба в тот период не зависел по службе от военного министра, у которого я находился в непосредственном подчинении.

Сделал я это главным образом не столько из желания обезопасить себя, сколько для того, чтобы не получить отказа от лиц, которых я намеревался включить в свою группу помощи Государственной думе. Я своевременно заручился согласием военного министра и генерала Палицына – того самого, который в 1916 году заменил генерала Жилинского на посту представителя русской армии при французской Главной квартире. Работа кружка продолжалась более двух лет – все время, пока председателем комиссии был Гучков. Я сделал все от меня зависящее, чтобы привлечь к этой работе лиц, хорошо известных мне не столько лично, сколько благодаря широте их взглядов на военные вопросы. Достаточно сказать, что среди них был будущий начальник штаба Ставки Верховного главнокомандующего генерал Алексеев. Во время войны большинство из тех десяти – двенадцати человек, которые принимали участие в работе кружка, заняло важные посты в военной иерархии. Я не стану их здесь перечислять, поскольку считаю, что такой список не заинтересует возможных читателей этих строк.

Со временем работа группы приобрела известность, о ней рассказывали, и кто-то даже окрестил нас «младотурками» [168] .

Во всяком случае, если бы Военное министерство и русское правительство следовали принципам, которые являлись краеугольным камнем работы нашего кружка, или хотя бы одобряли предлагавшиеся нами меры – возможно, Россия не дошла бы до того прискорбного состояния, в котором она пребывает в настоящее время. Основная идея заключалась в достижении Россией полной независимости в вопросах, касающихся производства всего необходимого для ведения европейской войны. Это, однако, требовало колоссальных издержек, тогда как финансовая политика России в тот период ориентировалась главным образом на стяжание золота и максимально возможное сокращение затрат, связанных с обороной. Когда я рассказал всю эту историю императору и начал излагать ему свои соображения о желательности полной независимости России в области военной промышленности, он прервал меня такими словами: «Да, именно это я всегда предлагал». Мне остается только с сожалением заметить, что его министры не просто с невниманием отнеслись к пожеланиям его величества, но вовсе не имели намерения их исполнять.

Изложив все это императору, я добавил, относительно моих нынешних отношений с Гучковым, что имел случай видеться с ним в 1915 году на фронте, куда он приезжал в качестве главноуполномоченного Красного Креста.

Однако во время моего последнего приезда в Петроград сам Гучков, понимая, как видно, что его имя ассоциируется с явной оппозицией правительству, не только счел необходимым не приглашать меня к себе домой, но даже не навестил в гостинице. За все время, что я пробыл в столице, мы виделись с ним всего один раз и то – на нейтральной территории, у кого-то дома. Несмотря на то что в разговоре с императором я не упоминал поименно никого из некогда входивших вместе со мной в группу экспертов, мне все же казалось, что подозрения, которые его величество мог иметь в отношении меня, развеялись. В начале нашей беседы император подтвердил, что ему действительно говорили обо мне, соединяя мое имя с Гучковым. Закончив 25 февраля свой доклад государю, я коснулся вопроса о перспективе совместной работы Протопопова и Думы. Я приложил все старания, пытаясь убедить его величество, что в определенных случаях бывает неизбежна полная замена всего правительства, деятельность которого не отвечает взглядам монарха. Более того, в условиях, когда члены кабинета подбираются без всякой системы, решение вопросов государственной важности оказывается в зависимости от таких случайных обстоятельств, как присутствие или отсутствие в заседании правительства того или иного министра или его товарища. При таком положении вещей корабль империи не может твердо придерживаться выбранного курса, но уподобляется судну без руля, брошенному на волю ветра и волн. Если при этом я упомянул имя Трепова, а не кого-либо другого, то только потому, что император, очевидно, был им доволен, а мы в его лице имели человека, имевшего наибольшее влияние на всех членов Думы и Государственного совета. Его величество, временами выражая свое согласие, внимательно меня выслушал, но по существу дела ничего не ответил.

Последующие дни показали, что влияние Протопопова и иже с ним еще больше усилилось. Сессия Думы началась, но правительство отказалось от выступления с программной речью. Протопопов на заседания не ходил. Атмосфера в Таврическом дворце становилась все более угрожающей. Пытаясь смягчить положение, правительство направило в Думу министра земледелия Риттиха. В своей речи он наметил план [дальнейшей] совместной работы правительственных учреждений и общественных организаций, которая уже шла полным ходом и давала все надежды на удовлетворение продовольственных потребностей армии, столиц и рабочих, занятых в оборонной промышленности. В общем, Риттих был встречен думцами доброжелательно. Тем не менее конфликта между Думой и правительством это не устранило. Находясь в Петрограде, я в свободное время старался познакомиться с умонастроениями общества и, насколько возможно, со взглядами думских лидеров. Отчасти ради этого мой старший брат [169] , член Государственного совета и включавшего представителей обеих палат «Блока», пригласил на обед виднейших членов этого объединения и Совещания по обороне [170] .