— В чем был их секрет?

— Этот Митчелл был не просто владельцем таблеточной фабрики, — продолжала я, зная, что лучше всего просто выложить все это, — это была целая система. Крис был тем, кто искал новых клиентов, помогал им привыкнуть к случайному употреблению таблеток, следил за тем, чтобы никто на самом деле не стал зависимым, чтобы у них не было реального страха перед этим. — Это так хорошо подействовало на меня. Я даже ничего не заподозрила, когда Митчелл дал мне рецепт, потому что я знала, что так хорошо поправилась с теми, что было выписано Крисом.

— Он дал тебе ложное чувство безопасности.

— Вот именно. А потом оттуда тебя отправляли к Санни, его брату. Который работал с вами, давал вам некоторый прогресс. А потом, когда все подумают, что они наконец-то на пути к выздоровлению, он делал это… ну, он намеренно причинял еще большую боль, а потом заявлял, что терапия — это не выход, и отправлял тебя к Митчеллу. Оттуда, что ж, для тебя не было никакой надежды. Тебе было так больно, что все, о чем ты мог думать — это как выбраться из этого.

Тишина после того, как я закончила говорить, была резкой и болезненной для моих ушей, я не могла понять, о чем он думал, что он думал о ситуации, обо мне.

— И поскольку ты работала на них и знаешь все это, ты представляешь угрозу не только их медицинским лицензиям, но и их свободе. Последние пару лет закон жестоко обрушивается на таблеточные фабрики, — он сделал паузу, снова слегка поглаживая пальцем мой синяк под глазом. — Кто из них это сделал?

— Санни, — автоматически сказала я, — это он привык причинять людям боль.

Его челюсть снова напряглась при этих словах, так сильно, что я могла слышать, как он скрежещет зубами в течение долгой минуты, прежде чем он снова взял себя в руки и расслабил ее.

— Просто чтобы все было ясно, — сказал он, когда снова успокоился, — ты понимаешь, что какой бы дерьмовый план у тебя ни был насчет возвращения к ним, чтобы я не вмешивался…

— Лазарус, это не твоя проблема…

— Они наложили руки на того, кто принадлежит мне, — оборвал он меня, — что делает это моей проблемой. И видя этот ущерб, милая, да… это не делает его проблемой. Я буду чертовски счастлив заполучить их в свои руки, показать им, каково это, поднимать руки на того, кто знает, как, блядь, дать отпор.

— Лазарус, я не хочу, чтобы что-нибудь случилось с…

— Знаешь, что Рив напомнил мне сегодня утром? — спросил он, но продолжал, не получив ответа, — он напомнил мне, что теперь я часть братства. Это не будет трое против одного. Твои проблемы теперь стали моими проблемами. Но мои проблемы — это проблемы Приспешников. Так что не переживай и не беспокойся обо мне.

Что тут было сказать?

Как я ни старалась, я не могла найти нужных слов.

Поэтому я перестала пытаться.

Я перекинула свои ноги через его и придвинулась к нему, уткнувшись лицом в его грудь и делая глубокий вдох, вдыхая его, позволяя ему заполнить меня, заполняя пустоты, которым я позволила образоваться, когда вышла из его квартиры.

Его руки даже не колеблясь обхватили меня, крепко сжимая.

— Я надевал шлем, — сказал он мне в макушку, запечатлев там поцелуй, — но на обратном пути я почти уверен, что превышал восемьдесят пять миль. Ты напугала меня до чертиков, Бетани.

Это было почти непривычное осознание — знать, что кто-то заботится о тебе настолько, чтобы беспокоиться.

Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как у меня это было.

Для меня это было около трех лет назад — до того, как моя мама серьезно заболела.

И это было как-то совершенно по-другому, когда это исходило из источника, который не был родителем — кем-то, кто вроде как должен был любить тебя и заботиться о тебе.

Это было совершенно другое теплое и бурлящее внутри ощущение, осознавать, что кому-то не нужно было заботиться о тебе, но он сам выбрал это.

— Я понимаю, что это что-то новое для тебя, Бетани. И я понимаю, что обстоятельства, связанные с этим, нетрадиционны, так что, возможно, ты сомневаешься в этом. Но ты должна учитывать, что я тоже не отношусь к традиционному типу парней.

Боец в клетке, бывший героиновый наркоман, ныне байкер-преступник, который связан с торговлей оружием.

Да, я должна признать, что это чертовски нетрадиционно.

— И я готов признать, что, возможно, тебе не будет полностью комфортно доверять своим чувствам по отношению ко мне, пока ты не будешь чиста достаточно долго, чтобы знать, что А — у меня нет чертова эффекта Флоренса Найтингейла (прим.перев.: Психологический эффект, проявляющийся, когда врач или медсестра, ухаживающие за больным, начинают к нему испытывать романтические чувства, перерастающие в любовь или сексуальное влечение), Б — у тебя нет Стокгольмского дерьма, и В — твои чувства не имеют ничего общего с выводом веществ. И я никуда не собираюсь уходить. Я понимаю, что это высокий риск. Я понимаю, что здесь есть реальный шанс для взлетов и падений, а не для какой-то ерунды типа «почему ты не можешь вынести этот чертов мусор», а для настоящих проблем.