– Люция! Да как ты не поймешь: не время драться друг с другом! – обратился я к ней. – Вот победим Единого, тогда и разберешься со своими обидами.

Она ответила не сразу. Дернув мощным плечом, процедила:

– Уж я-то разберусь...

Проигнорировав мою протянутую руку, она рывком поднялась на ноги и ушла широким мужским шагом.

Ладно, подумал я с мрачной удовлетворенностью. На первый раз и такая реакция сойдет. Пока проблем от нее ждать не стоит, не подлый она человек. Как, собственно, и все Отщепенцы, которые всегда предпочитают драться в открытую, а не интриговать за спиной. И к отравлению прибегнут в случае крайней нужды. Инфантильный они народ – но в этом есть и что-то симпатичное.

Я подошел к Кире и отвел ее в сторонку. Она сразу по-хозяйски принялась возиться с моей порванной рубахой. Я мягко отвел ее руки и сказал:

– Кира, ты останешься здесь... с симплами и налож... Катериной и Азалией.

Она мгновенно ощетинилась:

– С чего это? Ты охренел, Панов?

– Не хочу и тебя потерять...

– Вот и не теряй!

– Ты женщина...

– Вот не надо мне этой мизогинии, хорошо? – раздраженно сказала моя начитанная Кира. – Чем я хуже тебя, если не считать твоих допартов?

– Мои допарты придется считать, – возразил я.

– Я не останусь!

– Это глупо, – принялся я увещевать, но Кира решительно перебила:

– Еще глупее оставаться вдали от такого могучего ведуна, как ты.

– Ты должна заботиться не только о своем здоровье... – сказал я и посмотрел на ее плоский живот.

Глаза у Киры широко распахнулись.

– Ты что, думаешь, я беременна?

– Я не прав? – осторожно спросил я.

– Я не беременна! – вскрикнула Кира. Оглянувшись, смутилась, и под загаром вспыхнул румянец.

Я прищурился, приглядываясь к ее ауре внимательнее. Энергетика ее тела изменилась, но я не совсем понимал, о чем это должно свидетельствовать. Это изменение я засек несколько дней назад, но не смог интерпретировать. Возможно, она просто была влюблена...

– Откуда ты знаешь, что не беременна? – тихо уточнил я.

– Просто знаю и все, – упрямо сказала Кира. – У меня свое чутье и третье око вместе с Б-сканером.

– Каким Б-сканером?

Она усмехнулась.

– Бабским сканером!

Мне пришлось отступить. С мечтой оставить Киру на северном берегу покончено – хотя и до этого разговора я ни на что особо не надеялся.

День выдался жаркий во всех отношениях. К вечеру восточные кочевники, россы и некоторые из наших кое-как помирились и в дальнейшем делали вид, что тупо не замечают друг друга. Россы разбили выше по течению лагерь из полупрозрачных палаток, как бы склеенных из пластиковых шестиугольников. Восточные и наши чистили оружие, точили сабли, перебирали стрелы, мыли лошадей – в общем, готовились к походу. Северяне частично неподвижно стояли на берегу, частично сидели у себя в драккарах. Шаманка с правнучками обходила воинов и беседовала со всеми на южном наречии, промывая заодно мозги.

С нейрочипом, обеспечивающим мне феноменальную память, я как-то позабыл, что в этих краях разговаривают на разных диалектах, и не сразу заметил, что Виталина Михайловна с момента появления свободно изъясняется по-отщепенски. Судя по всему, она не впервые на юге, а память у нее прекрасная, несмотря на возраст.

– Как думаешь, где ее правнуки? – спросила меня Кира, когда я вернулся в нашу скромную палатку под мостом. – В смысле, мальчики? И есть ли среди ее биоботов девушки?

– Ты имеешь в виду, что всех парней они зомбируют?

– Похоже на то.

– Амазонки-некроманты? – фыркнул я. – Как-нибудь надо спросить. А сейчас это не особо-то и важно. Главное, чтобы бились как следует. Завтра выступаем.

Все разношерстное войско угомонилось довольно рано, выставив патрули. Никакого пира не последовало; мясо успели засушить и завялить. Что же, и то хорошо. Не хватало еще похмелья перед самой главной битвой Поганого поля.

***

Ночью снова снился тяжелый сон про туманную темную равнину, по которой я бродил, как Ежик в Тумане. Но Пятерых нигде не было. Зато было бесконечное болото, с кочками влажной липкой травы, подернутыми ряской омутами, желтоватыми испарениями.

Возле одной из кочек лицом вниз лежал человек – судя по всему, умерший давно. В изорванной одежде, грязный, разбухший.

Я почему-то встал рядом, глядя на него. Что-то меня к этому мертвецу притягивало...

Чуть дальше, среди кустов с голыми ветвями, сидела с раскинутыми ногами и руками, как большая сломанная кукла, женщина. Половина ее лица была содрана, и я видел серую ноздреватую массу, пронизанную тонкими металлическими проводами. Один глаз повис на щеке, зубы на поврежденной половине рта щерились в ухмылке. Женщина дергалась, как от ударов током – или как сломанный, заклинивший механизм.