— Ксенон, этого мальчишку купил наш милорд. Сам он будет через несколько дней. Пристрой его куда — нибудь до приезда милорда.

— Слушаюсь, господин Хелг… Верди, отведи мальчишку в подвал. В правую камеру. Пусть принесут ему еды и воды… И дай ему умыться…

Умывался Лешка прямо здесь, во дворе замка. Заодно и вволю напился, неизвестно, когда принесут в камеру воды, да и сколько ее будет? Он помнил те крохотные чашки с водой, что давали ему на рабовладельческом рынке в Амарисе. Здесь может быть не лучше. Ведь хозяева, как он слышал, начинают знакомство раба с ними с приручением раба к покорности. А лишение раба воды — верное для этого средство. Да и камера в подвале… Лешка зримо себе представил мрачную маленькую сырую и вонючую камеру, холодный пол и множество крыс, снующих взад и вперед, не обращая внимания на узника.

Однако помещение, куда отвели Лешку, камерой назвать было трудно. Хотя это и была камера, с небольшим оконцем вверху стены и крепким запором на железных дверях. А в остальном больше напоминала комнату в сельской харчевне. Стол, табурет, лежанка и куча свежего, душистого сена на полу. И совсем не сырая, наоборот, очень даже теплая комната. И еды дали вдосталь. Каша, в которой даже были кусочки мяса. Очень даже непонятно. Впрочем, все изменится, когда приедет его новый хозяин, этот надменный юноша, столь влиятельный в графстве. Интересно, кто ему граф? Наверное, отец. Старый и немощный калека. Вот и балует своего сыночка. Как Лешка ненавидел таких вот маменькиных, точнее, папенькиных сыночков. Они с детства имели все. Каждый их чих выполнялся. Вот и этот такой же. Наверняка такой, разве может быть иное?

Прошло два дня. Скорее всего, приехал хозяин. Лешка это понял по тому, что в этот раз его обедом не накормили. Только позавтракать сумел. Вот, значит, и начинается его муштра. Еще и бить будут. А ближе к вечеру дверь открылась, и в камеру вошел Верди, местный слуга, раб, это видно по его прическе. Вошедший молча отвел его на улицу. Здесь уже ждал чан с теплой водой. Но вначале Лешку подстригли, а затем и побрили. Но выбрили не только полоску посередине головы, как это было на голове у Верди, а выбрили всю голову. Так, как бреются свободные люди. Затем хорошенько оттерли в теплой воде чана, а когда Лешка вылез, его ждала новая одежда. Конечно, не новая в смысле новизны, а новая в смысле другая. Обычная одежда, поношенная, но чистая, которую здесь носили крестьяне и их дети. Из небедных крестьянских семей, Лешка знал разницу.

Недоумевая, что же это все значит, он пошел вслед за Ксеноном, управляющим замка. Прошел холл, поднялся на второй этаж. Ксенон постучался в дверь, вошел и тут же вышел из нее, взмахом руки приглашая Лешку войти. Лешка шагнул в дверь и замер. Перед ним была столовая. За большим столом разместилось пять человек. В центре сидел тот самый юный виконт, с интересом смотревший на Лешку. По правую и левую сторону разместилось трое, судя по их виду, аристократа, а четвертым был Хелг. Выходит, этот Хелг не маловажная птица, раз сидит за одним столом с этим влиятельным виконтом. То — то он так нагло вел себя с тем торговцем.

Лешка, наконец, опомнился от неожиданности и поклонился присутствующим людям. Или надо было встать на колени? Как правильно вести себя, он еще не знал. Поэтому стоял, опустив голову вниз.

Пауза затянулась, наконец, виконт спросил:

— Как ты попал в рабство?

— Никак, меня схватили, ни за что ни про что, а потом продали.

— Вот посмотри, — Лешка поднял глаза и увидел в его руках бумагу, — в купчей сказано, что ты задолжал мельнику четырнадцать монет, в срок не отдал, пытался скрыться.

Лешка почувствовал, как у него задергалось лицо.

— Соврал! — глаза виконта сверкнули, Лешка понял, что выдал себя. — Значит, соврал! Вот что, Лешка, запомни следующие условия, которые ты обязан выполнять беспрекословно: первое: не врать, никогда и ни в чем. Второе: не воровать. Третье: не бояться. Четвертое….Хм, плакать… Плакать можешь, но не часто… Там тебя били?

Лешка кивнул.

— Это видно по спине. Сломался?

— Нет, нет…

— Пункт первый: не врать.

Лешка засопел носом и сказал:

— Сломался…

— После какого удара это случилось?

Лешка заплакал:

— После четвертого. Но я не мог. Это было так больно.

— Пункт четвертый. Плакать… Можешь поплакать… Я знаю, кто сломался после второго… А Овик выдержал все девять, я считал рубцы… И он не сломался… И не стал целовать ноги… Поцелуешь мне ногу?

Лешка насупился.

— Да или нет?

Лешка стоял, закусив губу.

— Так, да или нет?!

— Да…

— Пункт пятый: на колени не вставать, ноги не целовать. Голоден?

Лешка кивнул головой. Виконт взял огрызок птичьей ножки и кинул на пол. Огрызок не долетел пару метров. Лешка стоял, а затем двинулся в сторону огрызка.

— Пункт шестой: с пола объедки не подбирать. Это удел рабов.

— Но я раб.

— Теперь уже нет. Вот возьми, — виконт протягивал ему купчую. — Я в ней отметил, что ты свободен. Ты теперь не раб, а свободный человек и можешь идти, куда хочешь. Можешь остаться здесь. Хелг, тебе не трудно будет посадить с собой мальчика. Он голодный.