Я вздохнула, сложила газету, убрала багет в хлебницу, смахнула крошки в ладонь. Чувство одиночества накатило на меня, когда я меньше всего этого ждала. Невольно вспомнился наш последний разговор с Ваяном в его кабинете в Гавре полгода назад:

— Уверены ли вы, что Габриэль согласится все бросить и последовать за вами?

— Не согласится — тем хуже для него, я своего решения не изменю. Я женщина решительная… и свободная!

Вечная дилемма. Была бы я более счастливой, если бы жила одна? Наверное, лучше не спрашивать себя об этом.

По некрашеной сосновой лестнице я поднялась на второй этаж. На стенах так и остались выцветшие фотографии заснеженной станции: поблекшие куртки с капюшонами, пестрые свитеры под комбинезонами на лямках, шерстяные шлемы, сапоги-луноходы, фигуры школьников на каникулах, зеленая трасса с подъемниками, деревянные санки, снежки.

— Габриэль! Ты у себя?

Габриэль сразу согласился перебраться в Овернь. Уговаривать не пришлось. Он даже пошутил: «Погоды хуже, чем в Нормандии, там точно не будет». Ничего не стал обсуждать и легко смирился с переездом. Может, ему все равно? Сен-Жан-де-Люз, Этрета, Мюроль — какая разница, лишь бы он мог делать что хочет, то есть почти все время проводить перед монитором, ссылаясь на то, что в интернете он, как теперь принято говорить, углубляет свои компетенции в различных областях, прокачивает навыки, оценивает потребности, ищет свой путь, а главное — хорошие проекты… И разумеется, никогда ничего не находит. Деньги не проблема, я много зарабатываю, на двоих хватает, и он это понял. Мне надо всего лишь… чтобы кто-то был рядом?

Я толкнула дверь его комнаты. Габриэль спал.

Никто не выясняет отношения с котом, который целыми днями дремлет, никто не требует от него, чтобы он работал, просто радуешься, вернувшись домой, что он здесь, соскучился и встречает тебя в хорошем настроении, веселый и игривый.

Скрипнувший под ногами паркет разбудил Габриэля. Он открыл глаза, потянулся, ногой откинул простыни. Я увидела его гладкий торс и плоский живот.

— Полежишь со мной? — сонно пробормотал он.

— Ты так и не вставал?

— Я не очень хорошо себя чувствую. Посмотришь меня?

Диагностика на скорую руку. Потрогала лоб — есть небольшая температура. Нос заложен. Влажный кашель. Горы ему не на пользу. С тех пор как мы приехали, он не вылезал из простуд и бронхитов. Я оставляла на тумбочке запас лекарств и выдавала точные предписания. Вернувшись, проверяла, все ли он принял. Настоящая мамочка.

Воспользовавшись тем, что я наклонилась к нему, он попытался задержать меня.

— Ну побудь хоть пять минут.

— У меня нет времени. Меньше часа на то, чтобы поесть, и снова на работу.

Разочарованный Габриэль скорчил недовольную гримасу.

— Потом поем. Я поздно завтракал.

На тумбочке, среди таблеток и флаконов, я заметила включенный планшет. Наверное, опять все утро играл в какую-нибудь дурацкую игру или торчал на сайтах купли-продажи, где каждому внушают, будто можно в два счета стать торговым посредником.

Вздохнув, поцеловала его и направилась к двери. Мне не хотелось с ним ссориться. Только не сегодня. Мне хватало других забот. Никогда не давать никаких обещаний. И никогда их не требовать. Габриэль вел себя как истинный подросток. Но мне, возможно, попросту не надо было, чтобы он повзрослел, стал серьезным, скучным, предсказуемым, уверенным в себе, независимым, грустным и вымотанным, как все мужчины, придавленные грузом своих обязанностей. Я предпочитала держать дома хрупкую и слабую птичку, даже если жители Мюроля, так редко видевшие Габриэля, могли в конце концов решить, будто я — одинокая и неуживчивая старая дева, заживо похоронившая себя в этой долине. Приманка для всех здешних альфонсов.

— Уже уходишь?

— К сожалению, у меня пациенты до самого вечера… Звони мне, если что.

— Ладно, иди работай.

И Габриэль снова уснул, даже не укрывшись простыней, а я пошла к лестнице.

Я ему соврала. Следующий пациент у меня был записан только на 13:45. А есть мне тоже не хотелось.

Я поставила машину на давно опустевшей парковке станции Шамбон-де-Неж, у подножия подъемника на гору Жюмель. Теперь здесь буйно цвели подснежники. Сотни белых цветочков — как будто природа развлекалась, создавая иллюзию снежных хлопьев. Ниже лежала деревушка Фруадефон, по прямой три километра, если не петлять вместе с дорогой Д36.

Я свернула на дорожку вдоль реки и пошла через тенистый подлесок, стараясь держаться подальше от колючих кустов и хватаясь за самые близкие к берегу ветки. Вода в реке почти не поднялась, можно было перебраться через нее по камням, не замочив ног. На вершинах не было снегов, которые обычно ее питают до конца зимы. Сиротский ручеек, которому легко преградить путь, устроив запруду из трех булыжников.

Однако возле деревушки над речкой перекинут широкий каменный мост. Всего одна арка, но величественная, на фоне десятка домов с черными гранитными стенами и закрытыми ставнями, прачечной, источника и двух ферм чуть ниже, справа и слева от дороги.

Одна из них — ферма Амандины. Вернее, раньше там была ферма. От нее остался двухэтажный дом с облупившимися саманными стенами и пустой сарай с дырявой крышей — плохо закрепленный кусок драного пластика хлопал на ветру, ни от чего не защищая. Еще там были засыпанный колодец, каменная скамья с прислоненным к ней велосипедом, перекрученная сетка на четырех колышках вокруг крохотного огородика, валялись несколько ржавых лемехов. Среди всего этого бегали куры, за которыми с подоконников следили тощие кошки.