В сообщении сухим канцелярским языком мне сообщалось, что я лишаюсь статуса жителя астероида RZ-111, а также предписывалось в течении двадцати четырех часов после завершения судебного процесса, вне зависимости от его вердикта, покинуть вышеозначенный астероид. Проще говоря, меня высылали прочь как социально опасный элемент.

Голова закружилась. Ноги стали ватными. Если бы зумм не был застегнут на запястье, то наверняка бы гаджет близко познакомился со ступенями, ведущими в модуль внутренней безопасности. Будущее, которое я так старательно строила и планировала, в одну секунду превратилось в мираж.

Несколько долгих, тягучих минут ушло на то, чтобы овладеть собой и привести мысли в относительный порядок. Ужасное ощущение, когда у тебя насильно отнимают с таким трудом налаженную жизнь и словно нашкодившего котенка за шкирку выбрасывают в открытый космос. Чувство абсолютной беспомощности угнетало и не давало мыслить связно. Что мне теперь делать? Работы нет. И на астероиде я ее уже не получу. Жилья нет. А хуже всего, что в приличном месте я вряд ли устроюсь. Общегалактическая база данных надежно сохранит за мной статус социально опасной…

Противно заверещал зумм. Я даже вздрогнула. И, не глядя, ткнула пальцем кнопку аудиоканала. Не хочу сейчас никого видеть. Не хочу, чтобы хоть кто-то видел, насколько хреново мне.

– Мария Михайловна Захарова? Здравствуйте!

Мужской голос с легким акцентом был мне совершенно не знаком. Я настороженно поприветствовала в ответ, уже не ожидая ничего хорошего. И оказалась права.

– Мария Михайловна, простите за столь поздний звонок, но я целый день не мог до вас дозвонится. Вы были вне сети.

Я сухо, не вдаваясь в подробности, уверила собеседника, что все в порядке, и отдыхать я еще не собираюсь. И затаила дыхание в ожидании. Что этому незнакомцу от меня надо?

– Меня зовут Сеттрик Уорингтон, я лечащий врач вашего мужа Павла Лебедева. – Сердце у меня в груди сделало кульбит. Пашка! Что с ним? Задать вопрос не успела. Врач меня опередил: – Я прошу прощения, обычно такие разговоры не ведутся по средствам связи. Но у нас с вами, похоже, не стандартная ситуация. Откладывать разговор на потом не желательно. А в больничный модуль вас сейчас не пустят. Поэтому…

Я не выдержала, перебила его:

– Простите мне мое нетерпение, мистер…

– … Сеттрик, просто Сеттрик…

– Что с Пашкой??? Он будет жить?

На том краю эфира упала тишина. Настолько полная и глухая, что я отчетливо слышала, как испуганно бухает в моей груди сердце. И я принялась зачем-то считать эти тяжелые, надрывные удары: раз… два… три… четыре…

Невидимый собеседник смущенно откашлялся:

– Видите ли, Мария Михайловна, ваш муж оказался в самом эпицентре взрыва. Каким чудом он выжил, мне не известно. Обычно в таких ситуациях от человеческого тела остаются только лоскутки. Но Павлу повезло. Он остался жив. И, скорее всего, будет жить дальше…

– Скорее всего? – Мой визг услышали, наверное, на другом конце вселенной. И собеседник запнулся. – О чем вы говорите? Ведь сейчас медицина у нас почти совершенна! Возможно даже полное восстановление утерянной конечности!

Голос Сеттрика стал сразу на десяток градусов холоднее:

– Вы абсолютно правы, Мария Михайловна. Вот только социальная страховка не предусматривает подобный вид процедур. Проще говоря, если вы хотите вырастить себе новую конечность, то вам придется за это заплатить самой.

В голове у меня тоненько прозвенел предупреждающий звоночек. Но я все еще не понимала, к чему клонит врач.

– Собственно, именно поэтому я и беседую с вами сейчас. Мы, конечно, можем залечить все раны и повреждения вашего мужа. Но я совсем не уверен, что он останется после этого нормальным полноценным человеком.

Я тихо ахнула, но врач не обратил на это никакого внимания.

– Хуже всего дело обстоит с верхними дыхательными путями. Очевидно, ваш муж нечаянно вдохнул горящий воздух. Если заживлять без восстановления трахеи и бронхов, я боюсь, ваш муж никогда не сможет больше дышать самостоятельно.

У меня в один момент онемели пальцы на руках. Ноги подкосились. И я села там, где стояла, на ступенях модуля внутренней безопасности. Мне уже было наплевать, увидит ли меня кто-то в таком состоянии или нет. Перед глазами стоял обезображенный до неузнаваемости Пашка, весь в ожоговых рубцах, в маске и с аппаратом искусственного дыхания. Сердитые звезды за границами купола вдруг почему-то расплылись перед глазами словно белые кляксы. То, что в этом виноваты бегущие по щекам слезы, я осознала только после того, как Сеттрик ласково мне сказал: