– И еще, Мария Михайловна, у вас есть личный счет?

Я ошеломленно моргнула. Личный счет? О чем это он? Мысли в голове путались. Слишком я уже устала. Слишком длинным и насыщенным далеко не самыми приятными событиями был день.

– Мария Михайловна! – Меня слегка встряхнули за руку. – Вы меня слышите?

– А? Нн-да. Слышу. И счет есть. Все забываю его закрыть.

Законник облегченно выдохнул:

– Ну вот и хорошо, что забываете. Откройте его сейчас.

Я непонимающе посмотрела на мужчину, но послушно вывела на дисплей свой личный счет. Законник тут же приблизил свой зумм к моему, цепко удерживая мою руку:

– Не спорьте, Мария Михайловна, и не сопротивляйтесь. В отеле вы будете проживать за счет администрации астероида. Я имею право вас поселить сюда на таких основаниях. Правда, всего на трое суток. А вот со всем остальным… – Мужчина на миг умолк, неприязненно поджав губы. А потом вдруг спросил: – Когда вы ели в последний раз?

У меня перед глазами встало наше с Пашкой последнее утро вместе. Обычно я по утрам обхожусь чашкой простого растворимого кофе и парой тостов. Но сегодня Пашка, словно предчувствуя беду, нажарил целую гору яичницы с беконом…

– Манюнь, хватит сухарями давиться! Съешь-ка что-то посерьезнее!

Я открыла рот, чтобы возмутиться несправедливым обвинением полезных для здоровья тостов из злаковых грубого помола. Такой хлеб выпекали из настоящей муки, доставляемой с Венеры, и стоил он очень дорого. И это была единственная роскошь, которую я себе позволяла. А Пашка был не справедлив.

Парень, воспользовавшись ситуацией, ловко впихнул в мой открытый рот кусок зажаренного до состояния резины модифицированного белка:

– Вот так, хорошая девочка! Моя любимая девочка!

От неожиданности я проглотила то, что мне положили в рот. Пашка обрадовался и крепко меня поцеловал. На его губах был вкус жареного бекона…

Торопливо проглотив подступающие рыдания, я хрипло прошептала ожидающему ответа законнику:

– Сегодня утром, перед работой.

Мужчина хмыкнул:

– То есть, вы хотели сказать, вчера утром.

Я удивленно подняла глаза. А мне продемонстрировали дисплей зумма: новые сутки начались сорок минут назад. Выходит, я почти сутки ничего не ела.

– Мария Михайловна, я перевел вам на счет небольшую сумму. На что-то роскошное ее не хватит. Но вы вполне можете сносно питаться на эти деньги в общественной столовой. И да, я ввел в вашу адресную базу свой номер зумма. Если будут проблемы – обращайтесь, не стесняйтесь. А с вашим общим счетом я разберусь. Не нравится мне эта история. – Законник мне благожелательно кивнул. – Идите уже, отдыхайте. Вам это необходимо.

Законник был прав. Устала я просто смертельно. Но даже с трудом доплетясь до выделенного мне номера, я не смогла заставить себя лечь отдыхать. Номер был действительно очень скромный, крошечный: встроенная откидная койка на одно место, встроенный стол и откидной же табурет подле него. Едва заметная дверь вела в санузел: компактный биоунитаз, такой же компактный умывальник и волновой душ. В закутке с трудом бы поместились два взрослых человека одновременно. И то, при условии, что оба будут щуплыми и невысокими. Да и сам номер больше походил на коробку. Три шага вдоль, два – в поперек. Вот и все доступное мне пространство.

Приняв душ, я с трудом разобралась в допотопном устройстве койки, сняла упаковку с одноразового белья, прилегла, и… И буквально захлебнулась в слезах. Оказавшись в тишине и одиночестве дешевой казенной коробки для ночлега командированных работяг, я только теперь осознала весь ужас свалившихся на меня проблем. У меня не было денег, не было жилья, не было работы, чтобы все это заработать. И не было даже шанса найти это работу. Нужно быть честной хотя бы с самой собой: с клеймом социально опасной мне не доверят даже погрузку мусора. А это была самая непрестижная работа. Традиционно, отходы жизнедеятельности человека вывозились на переработку на отдаленные астероиды. И погрузкой этих отходов занимались дроиды.

Я не раз и не два за свою сознательную жизнь сожалела о том, что сведения о моей семье утеряны. Сама я не помнила, были ли родственники у моих родителей. Слишком мала была, слишком сильным оказалось пережитое потрясение. А родители если и оставляли какие-либо контакты, то их уничтожил взрыв.

И вот теперь я была совсем одна против всех свалившихся мне на голову проблем. Помочь было некому. Утешить и пожалеть тоже. Да я вообще дожилась: мне на пропитание дает деньги посторонний мужчина. От унизительных воспоминаний на щеки плеснуло жаром, а на глазах вновь выступили слезы.

А ведь еще был Пашка. Которому сейчас еще хуже, чем мне. Он вообще может остаться беспомощным и никому не нужным калекой. Не способным обслужить даже себя. Не то, что заработать средства на жизнь. А значит, деньги на его лечение – моя первоочередная задача.

Я прорыдала несколько часов кряду. Давясь слезами в тишине и одиночестве одноместного дешевого номера и отчаянно жалея себя. Заснуть получилось уже где-то под утро. Когда я наконец выплеснула всю скопившуюся на несправедливость судьбы обиду и окончательно обессилела, свернувшись клубочком на жиденьком казенном матрасе.