На пустую луну, то есть на новолуние. Это через неделю. Амброзий нахмурился. В этом селении он разместил помимо себя еще восьмерых прекрасно обученных воинов. В остальных трех – по четыре. Здесь были больше амбары и богаче дома, сюда разбойники с юга двинутся в первую очередь.

– Что нам следует делать теперь, господин?

То же, что и всегда в таких случаях. Держать осаду и надеяться, что враг окажется глуп и труслив. Амброзий ненавидел осады.

– Сколько у вас человек?

– Осталась дюжина из тех, кто умеет хорошо управляться с оружием.

– И моих восемь. Что ж, старик, мы сравнялись с твоими разбойниками. Может и получится их отпугнуть.

– У нас еще есть ты, Аврелиан.

Амброзий запрокинул голову и громко расхохотался. Да, он носил с собой меч и упражнялся с левой рукой каждый день. Отпугнуть и сразиться с обычным лесным бандитом – это пожалуйста. А вот с отрядом хорошо обученных воинов… После потери руки он ни разу не бился. Амброзий чувствовал легкую дрожь, как перед первым сражением на благо Римской империи.

– От меня, старик, в ближнем бою толку мало. Разве что защищать в тылу ваших женщин… И не называй меня Аврелианом при моих людях, из этого не выйдет много хорошего, – он уже собирался уходить, но обернулся на стену из кольев. – У вас есть неделя. Созывай своих ребят, бритт, пусть несут бревна и доски. За неделю мне нужны две пристройки для лучников у главных ворот и одна сзади. Быть может, так мы все обойдемся малой кровью в этом сражении…

Старейшина бриттов ему поклонился.

– Мы сделаем, господин. Но Аврелианом тебя здесь зовут не первые месяцы.

Дни шли быстрее, чем хотелось Амброзию, но бритты не подвели. Три постройки выросли быстро, а к концу шестого дня старейшина раздобыл ему лучников. Двух парней худощавых и жилистых – от таких в гуще сражения толку мало – да еще одну женщину. Амброзий удивленно взглянул на бритта, когда тот представил ее ему в числе прочих.

– Ваши дела так плохи? – спросил он старейшину. Была бы у него вторая кисть, он сам бы взялся за лук и стрелы.

Женщина, стоявшая перед ним, была лишь немногим младше Амброзия. Бритт привел к нему не юную деву, у таких, как она, уже бывает хозяйство и дети, ее руки загрубели за годы и поступь была не поступью феи. Но лицо до сих пор оставалось приятным и чистым, со следами былой красоты. Мать, дева, старица – то была мать.

– Моя дочь, – старейшина подтолкнул ее ближе. – Уна. Лучшая охотница здесь. Выслеживает волка в лесах с малых лет и не боится. Возьми ее, Аврелиан, проверь ее меткость. Говорю тебе, не пожалеешь. Лучника лучше тебе не найти.

Женщина выступила вперёд и поклонилась. Амброзий с недоверием смотрел на нее. Женщина в битве – плохая затея, но она стояла перед ним спокойно и прямо, без тени сомнения. Ее руки казались жилистыми и сильными.

– Это ее желание или твое? Что скажет ее муж?

– У моей дочери нет ни детей, ни мужа, – ответил старейшина. – Она вызвалась, и я не стал спорить.

– Позволь мне сражаться с тобой, господин, – женщина заговорила. Ее голос оказался низким и хриплым, Амброзий вздрогнул. Тот показался ему слишком знакомым. – Если я подстрелю парочку саксов с твоих деревянных башен, то вам будет проще.

Спасатели угнетённых – калека да баба. Центуриону стало смешно.

– Как скажешь. В этом бою ты принесешь больше пользы, чем я.

Уна ему поклонилась.

– С твоего позволения, Аврелиан. Вчера я заметила слишком много чужих следов в чаще, к югу отсюда. Саксы придут не на пустую луну. Они уже совсем близко.

Амброзий нахмурился, старейшина выглядел недовольным.

– Дочь, твое дело – стрелять белок и саксов, позволь господину римлянину…

– Почему ты думаешь, что они нападут так скоро? – перебил Амброзий. – Сегодня шестой день. Какой им резон устанавливать размер и срок дани, а потом все менять?

Женщина пожала плечами.

– Будь я саксом, я бы сделала так же. Их не ждут, они могут взять вдвое больше. Забрать свое слово обратно нетрудно.

«Вы это знаете не понаслышке», – подумал Амброзий, но вслух не сказал.

– Ты думаешь, они придут завтра с рассветом?

– Я думаю, сегодня ночью они уже будут здесь.

Амброзий негромко выругался. Стрелковые башни готовы, ворота поставлены, но его вновь грызло то мерзкое, беспокойное чувство, когда он чуял обман в словах Гилдаса. Отчего он, дурак, решил, что налётчики сдержат слово? Отчего он решил, что их не придет вдвое больше, прослышав про то, что Амброзий, брат Утера, в этой деревне – куда как прекрасный повод для выкупа. У него похолодело внутри. С чего он решил, что его вновь не заманили в ловушку, чтобы отдать его саксам в обмен на иную защиту?