Шрифт:
– Как меня зовут?
– Но, дорогая… – вмешивается король. – Милая, вопрос не в этом. Вопрос в том…
– Как меня зовут? Не знаешь?
– Конечно знаю!
– Да? И как же?
– Просто… сейчас вылетело из головы. Я, э-э-э…
– Жорж, ты что, не помнишь, как зовут твою собственную жену? – хихикает господин Штильцхен.
– Ну знаете ли! – взрывается король. – Я ведь не всегда зову ее по имени! Я обычно говорю… э-э-э… милая или… э-э-э… Впрочем, ее отец в курсе, может, спросить у него? Пьер?
– В свидетельстве о браке тоже должно значиться имя, – услужливо подсказывает мажордом.
Пока мужчины напряженно совещаются, а лакеи бросаются искать свидетельства о браке и рождении, девочка нежно закутывает дочку в одеяльце. Потом берет сумку для подгузников, надевает удобную обувь, чмокает Элин в щеку и выходит из дворца.
За оградой начинается лес. Вдали простираются пашни, по небу плывут барашковые облака. Солнце согревает лицо, день выдался мягкий.
Такой мягкий, что кажется, будто он заключает ее в объятия.
Такой мягкий, что можно легко просунуть сквозь него руки и дотронуться до того, что по ту сторону.
Волк
Девочка за обеденным столом учит историю. «Темные века» – так называется глава. Рядом картинка, на ней грубыми жирными линиями выведена фигура в черном капюшоне. Палач размахивает молотом, который вот-вот обрушится на человека, привязанного к большому колесу. Позади на двух виселицах болтаются повешенные.
«Представь себе, – гласит подпись: – что ты средневековый преступник и лежишь без сна и весь в поту в ожидании ужасной кары…»
В учебнике истории много таких фраз:
«Вообрази, что ты охотишься на мамонта в степи, и из оружия у тебя – лишь деревянное копье…»
«Только подумай, как страшно было нашим первооткрывателям в этом новом, незнакомом мире…»
– Прекрасно! Таким образом история оживает у вас в головах, – любит повторять учитель.
Девочка рассматривает рисунок так долго и внимательно, что даже с закрытыми глазами может вызвать в памяти каждую деталь.
«Вот он, последний час», – думает она.
– Да пропади ты пропадом! Будешь работать или нет?! – На углу стола мама дубасит по клавиатуре. – Доставить продукты бабушке – неужели это так сложно?
– Бабушке? – Девочка отрывает глаза от учебника. – Почему вдруг?
– Я ей обещала, – объясняет мама. – Опять она заболела, когда у меня ни минуты свободного времени.
– Я могу отнести, – предлагает девочка.
Но мама не слушает. Она разговаривает с экраном.
– «Доставим в тот же день», ага! Не можете – не обещайте! – Она принимается стучать по клавишам, обновлять страницы. – Ну да, конечно, система перегружена. Знаешь, кто здесь на самом деле перегружен?
Девочка снова поднимает глаза, проверяя, ждет ли мама ответа, – нет, не ждет.
– А мне как раз некогда! Сегодня – некогда. – Мама со вздохом подносит к губам пустую чашку. – Но почему, собственно? Почему у меня даже нет времени навестить родную мать, когда это необходимо?
Скорее всего, она и сейчас не ждет ответа. Мамино место за столом – как постепенно сжимающаяся клетка. Она держит под рукой все, что ей может понадобиться: чашки, все нужные бумаги, пачку жвачки, чтобы бросить курить, низкокалорийные крекеры, чтобы не набрать вес, телефон, ноутбук, зарядные устройства.
Девочка снова утыкается в книгу. Там палач все так же замахивается молотом. Вот-вот раздробит привязанному кости, в первую очередь – в руках и ногах, чтобы подольше помучить. Зеваки будут встречать каждый замах радостными воплями. И только когда дробить станет нечего, палач нанесет смертельный удар. Девочка снова закрывает глаза. История оживает у нее в голове.
«Бей! – кричит публика. – Бей! Круши! Крооо-ви! Крооо-ви!»
«Но этого не произойдет», – думает она. Палач на картинке будет вечно замахиваться молотом, а привязанный к колесу человек вечно ждать удара. И бояться. Может, даже визжать от ужаса. Но не дождется. Уже тысячу лет он лежит, застыв во времени, и смотрит на молот, который все не падает.
И этого не случится. Никогда.
Может, такая кара еще ужасней.
– Да делай же, что тебе говорят, железяка тупая!